лишь в темноте. Курган несколько раз переходил из рук в руки, но в итоге остался за русскими – приказ отойти был отдан уже ночью. Витя помнил, что весь следующий день, двадцать пятого августа, обе армии готовились к сражению, а наутро Бородинская битва.
У огня гудели голоса. Вскочившие при появлении офицера солдаты рассаживались по местам. Накрыли шинелью бочонок, заботливо расправили складки. Офицер кивком поблагодарил и уселся, пристроив шпагу между колен. Денщик принял у него шляпу, вручив взамен полотняную фуражку. Витька приметил, что и солдаты все, как один, в суконных фуражках-бескозырках.
– Дай-кось маслица, Осип! – попросил пожилой егерь. Он стаскивал клеёнчатый чехол с цилиндрического предмета. Это оказался кивер, точно такой, как в исторических фильмах: чёрная толстая кожа, плетёные шнуры, чешуйчатый подбородочный ремень. На лбу кокарда в виде гранаты с зажженным фитилём. Витька пригляделся – в нескольких местах кивер продырявлен и старательно зашит.
Егерь, приняв у товарища склянку, нашарил в ранце тряпицу и принялся начищать головной убор. Ага, сообразил мальчик, эта штука вроде каски у современных солдат. Бескозырка – вместо пилотки или кепи, а кивер надевают в бою или на параде.
Мишка ткнул приятеля в бок.
– Помнишь Лермонтова? «Кто кивер чистил, весь избитый…»
Скрежетнул металл. Пожилой солдат по другую сторону костра, упёр в полено короткий клинок и теперь водил по лезвию точильным бруском.
– Круто! – восхищённо выдохнул Мишка. – Штык точит, как в стихах! И тоже усатый, гляди!
Обветренное лицо ветерана и правда, украшали висячие усы. Удивительно, подумал Витя, как много среди солдат людей пожилых. Впрочем, это понятно – служат по двадцать пять лет, вот и успевают состариться…
– Не штык это вовсе, а тесак – раздалось у них за спиной. – Пехоцкая полусабля, по уставу нашему брату положенная, понятие иметь надоть!
IV. «Скажи-ка, дядя…»
Витька обернулся. Перед ними стоял солдат, тот, что докладывал прапорщику о прибившихся кавалеристах. Сухопарый, невысокий, лет, примерно сорока. Поперёк щеки – шрам, глаза весёлые, с хитринкой. Оладьев, припомнил мальчик. Офицер говорил с ним уважительно. Может, сержант? Какие звания были в 1812-м году? В голову ничего не приходило, кроме «генерал-аншеф». Нет, Оладьев хоть и выглядит заслуженным ветераном, но на генерала не тянет.
– Чтой-то вы тут околачиваетесь, сорванцы? – недовольно спросил солдат. – Это воинский бивуак, а не тятькино гумно! Ну-кося, докладайте, кто такие, и как сюды попали? И без врак, смотрите у меня!
И нахмурился, только глаза смотрели насмешливо. «Не сердится! Но отвечать всё же что-то надо, воинская часть, как-никак. Не дай бог, примут за шпионов…»
– Мы, товари… дяденька сержант, только хотели войско посмотреть! Мы ничего не трогаем, только ходим…
– Какой-растакой я тебе сержант? – возмутился
