на одинаковом расстоянии друг от друга торчали человеческие головы. Гелла ужаснулась, увидев этих мертвецов, и чуть не закричала, когда её внимание привлекло похлопывание по плечу.
– Эй, эй! – Гелла резко обернулась и впилась датчиками в лицо уже знакомого солдата, – мы почти пришли, – с этим словами он аккуратно снял с неё визор, и призраки исчезли, – комманданте уже ждет вас. Гелла посмотрела перед собой, на зияющею дыру в палатке, которая уже поглотила её знакомого. Набрав побольше воздуха в грудь, девушка ступила во чрево неведомого монстра. Зайдя внутрь палаточного монстра, Гелла уткнулась взглядом в толстого комманданте, который лениво перебирал кипу бумаг, разваленных по всему столу, стоявшему перед ним. В это самое время солдат подал жест журналистке, и та неуверенно приземлилась на один из стульев, стоявших у чёрного стола.
– Чем обязан? – не отрывая взгляда от бумаг, просипел армеец.
– Гм, – меня зовут … – откашлявшись и набрав побольше воздуха в легкие, приготовилась отчеканить заранее приготовленную речь Гелла.
– Так, – резко сменив тембр голоса и оторвавшись от бумаг, отрезал имперец, – я знаю кто ты и откуда. Спрашиваю ещё раз громко и отчётливо: чем обязан?
Гелла опешила, совершенно не понимая, чего на самом деле от неё хотят. Точнее, что-то ей подсказывало, что единственное чего хочет от неё этот тучный господин, – это того, чтобы её не было ни в этой палатке, ни где-либо ещё в его поле деятельности.
– Очень хорошо! – не показав своего удивления, бодро продолжила Гелла, – что это за мракобесие у вас там около палатки? Вот мой первый вопрос.
Бравый комманданте от такой наглости побагровел, округлив глаза, – Ещё раз?
– И долго этот солдафон будет вопросы задавать? – подумала Гелла. Это я у него интервью беру, в конце концов!
– Головы. – Они торчат у вас тут прямо из-под земли. – Что это такое? Новые виды фруктов? – решила подшутить Гелла.
Капитан сузил глаза и встал из–за стола, – пойдёмте, – чуть не снеся своей тушей Геллу, буркнул чин, выйдя на улицу.
12. Пробиваясь через пульсирующие потоки информационного эфира, отколовшаяся единица мира пыталась осознать себя и справиться со всё новыми и новыми ощущениями. Но кто вообще сказал, что она на это способна? И к чему вся эта рефлексия, граничащая с шизофренией? Это же атрибут, присущий только для «мыслящего» существа. Безумием можно считать саму попытку отделить себя от светящегося всезнанием непознаваемого. Что? Ага! То-то и оно. Уже началось отделение, иначе бы даже таких мыслей просто бы не возникло. Одновременно с этим процессом познания смысловые структуры стали порождать геометрические узоры, сплетавшиеся в любовном танце и проецировавшие внутрь себя голографический мирок, в который уже соскользнул любопытный ум в попытках отыскать вершину своей манифестируемой им же самим воли.
– Эй, жирный! – оскалилась родившаяся идея с гордым именем Стивен.
– Ф…
