или другой град. Вот, сушь на юге встала, дожди да разливы север подтопили, голод нынче, мор страшный, а я золота не жалею, чтоб цены удержать, когда за воз прелой репы голодная семья в рабство заморскому купцу единственное чадо отдает. Кто мешает князьку любому в своей земле уберечь народ? Не братьев бить, да войной жечь за земли пядь, а о людях подумать. Не земля в конечном счете кормит князя и всю его рать, а люди, что на той земле живут. А вот по примеру литовских да немецких феодалов не ценят князья русские своих людей. Хуже рабов да дворовых собак держат, обирают до нитки, войнами жгут да голодом морят. Вот их бы бить да поучать!
– Эко тебя разобрало, батюшка, – встрял в разговор Наум, намекая, видно, на то, что, по его разумению, наговорил я уж много лишнего.
А плевать. Молодой князь должен вбить в свою пустую голову, взнузданную гормональным перекосом, что не за свое собственное благополучие я готов драться. Не от жадности гребу под себя каждого, кто ни придет с прошением. И купцов отваживаю от дурных путей да худого торга, когда те, обложенные данью да податями дерут втридорога за простые вещи. Если в Европе сейчас за пряности дают равную часть золота, то на моих рынках к острым дешевым приправам давно уж успели привыкнуть.
С появлением стекла и искусственного освещения мне удалось сделать несколько экспериментальных оранжерей, где прорастают семена самых экзотических растений. Множество восточных пряностей теперь не нужно вести издалека, их вполне достает и в крепости да в крестьянских огородах.
Помню удивление крестьянской семьи, которой я ранней весной заказал целое поле горчицы. Бедный мужик до сих пор, наверное, понять не может, зачем Коварю понадобилось столько бесполезной сорной травы. А когда я заплатил ему за весь собранный урожай столько, что вся семья лет пять может вообще только пировать каждый день, покупая себе все, что только потребуется, мужик и вовсе с толку сбился. Горчица была тоже одним из моих стратегических компонентов. Часть ракетной начинки я делал из порошковой горчицы. Страшней оружие в этом веке даже представить было трудно. Даже напалм, будь у меня возможность изготовить его в нужном объеме, не дал бы такого эффекта, как скромное горчичное зерно, перемолотое в тонкий порошок.
Первое тактическое испытание этого оружия я провел в одной из деревень близ Пронска, где селяне решили устроить самосуд над молодым парнем, который от рождения страдал падучей, а проще говоря – эпилепсией. Разбушевавшаяся было толпа уже теряла над собой контроль, и мое заступничество могло обернуться нешуточной резней, когда я приказал одному из стрелков пустить ракету с коротким зарядом в небо над площадью. Взорвавшись в воздухе, заряд распылил облако желтой пыли, от которой потом вся деревня пряталась, позабыв о былом гневе. Вот когда мы наслушались воплей и проклятий!
И драли на себе одежды, и рвали волосы, слепые, сопливые, обожженные, с раскрасневшимися рожами, ползали по грязи и лужам, вместе с местным дьячком-провокатором,
