сказал он. Начиналась новая эпоха.
Глава вторая. Две правды (1917–1923)
«Свою русскость я вижу в том, что проблема моральной философии для меня всегда стояла в центре… Всю жизнь я утверждаю мораль неповторимо-индивидуальную и враждебную с моралью общего, общеобязательного».
«Нет! Саша, веру без дел я не постигаю… Вера дел, а не вера, выраженная одним помыслом и молитвою, – вот моя вера… И еще было бы лучше, если бы добрых (истинно добрых) дел было столько в моей жизни, чтобы они мне не давали времени молиться; тогда бы вся жизнь моя была молитва, в настоящем, в глубоком, христианском смысле этого слова, то есть вдохновенная, богоугодная жертва любви в земной жизни».
Из Москвы до Ташкента поезд тянулся целую неделю: уже начинался развал транспорта. Классный вагон, где от старого доброго времени остались лишь занавески с помпонами, был набит до отказа. Мешки, духота, детский плач. Чтобы пройти в донельзя загаженный умывальник, приходилось переступать через тела вповалку лежащих на полу людей. При посадке в Москве младшего Войно-Ясенецкого, трехлетнего Валентина, передавали в окно. Валентин Феликсович страдал от нечистоты, от вынужденного безделья. Анна Васильевна извелась от капризов малышей. Ташкент возник, как земля обетованная. Когда выбрались из вагонной сутолоки, отдышавшись и оглядевшись, узрели чудо: над городом замерла теплая, тихая, благоуханная ночь. И луна, и минареты как из арабской сказки. На привокзальной площади новоприбывших ожидали две запряженные сытыми лошадьми линейки. Дом главного врача встретил свежевымытыми полами и постланными постелями. Дети с восторгом бегали по квартире (шесть комнат) и щелкали выключателями: впервые увидели электричество.
Большой переезд – большие надежды. Но на российском календаре значился год девятьсот семнадцатый.
Городская или, как ее еще называли, Ново-городская больница представляла собой барачный городок для заразных больных. Построенная без затей, но добротно, больница эта и по сей день служит городу. Незадолго до приезда Войно-Ясенецкого молодой талантливый врач Моисей Ильич Слоним развернул тут терапевтическое отделение. Теперь Валентину Феликсовичу предстояло организовать отделение хирургическое. Они очень подошли друг другу: больница в центре города, где каждую минуту можно было ожидать самых различных и самых тяжелых больных, и Войно-Ясенецкий с его всегдашней деловитой готовностью действовать и сильно развитым чувством врачебной ответственности.
Чтобы хирург был «всегда под рукой», дом главного врача построили на территории больницы[32]. Валентин Феликсович – домосед и труженик (если не в операционной, так в анатомичке, а коли не там, то у себя дома за письменным столом), всегда был «под рукой». К нему в Ташкенте быстро привыкли, и сам он, как казалось, безо всякого труда сменил больничку в 25 коек на отделение, где лежало несколько
По положению Главный врач Городской больницы являлся как бы главным хирургом города.
