уходит в смехИли готовит мрачно пулю.
За суетою – ничего.
За красотой одни капризы.
Опало верное плечо,
Отчаяньем влекомо книзу.
Чем выморить свою тоску —
Вином, любовью падших женщин?
Нет, вызову тебя на суд,
Кипящих чувств, в котле безгрешья.
Приду в кристальной чистоте,
С глазами светлыми от боли.
Пусть осуждают те – не те!
Мне весело: я зол, спокоен.
Мне больше нечего терять,
Мне, нищему, пожар не страшен…
Довольно сердцу изнывать
Не настоящим.
Зеркала
Я покидаю Ваши зеркала,
Ловлю устало тени у свечей
Увы, ничейное, становится как мгла,
Как млечный путь за окнами очей
Проходит все и прошлое ясней
Когда из зеркала проглянет образ твой
Хранилище чужих обид, речей
Свидетель жизни честный, но немой
Когда-нибудь, спустя полсотни лет,
Другие люди будут здесь стоять.
И кто-то вдруг услышит слово «нет».
Но слово «да» он снова будет ждать.
Двойник
Не найдя отражения
Я устал и затих.
Здесь
на сфере сближенья
ликовал
мой двойник.
Он смеялся и плакал,
но теперь его
нет.
Вдруг подернулись мраком
Оси древних
Планет.
Где теперь он ликует?
Чьи теперь губы пьет?
Он теперь существует
Сам-собою Живет!
Ходит он
По проспектам
И заходит
В дома.
Вы не видели
Это?
Не сходили
С ума?
Он один
Среди чуждых
Всех подобий
Его.
Мне то это
Не нужно
А ему всё равно.
Где ты тень моя,
где-ты?
Отзовись, отзовись
Только шелесты ветра
В щебетании птиц….
Её памяти
В этом доме давно никто не живет
Он стоит посреди деревни.
Все в нем умерли
и народ охраняет свои поверья
Ночью в дом этот мы зашли
Ты давно умерла, я знаю.
Что внутри?
Все нетронутое и постель большая.
Кружева балдахином спускаются до полу.
И посуда стоит на полках.
За столом никого.
И часы не ходят, замолкли.
Ты давно умерла.
А была такая веселая.
Все хотелось тебя коснуться…
Помню лилии рвал на рассвете,
Чтобы ты улыбнулась проснувшись.
Льдинки
Зимний день последней льдинкой тает,
Синей льдинкой, тайной чистоты.
Ты живешь отчаянно чужая
Конец ознакомительного фрагмента.
