сообразил, что летит, а затем что-то больно ударило его по спине и перед глазами запрыгали звездочки.
Полминуты спустя, придя в себя и с трудом приподняв голову, Глеб понял, что лежит на полу, в двух саженях от стойки. Рядом, на корточках, сидел барыга Бельмец.
– Что… – прохрипел Глеб, потом замолчал и поморщился от боли в ушибленной челюсти. – Что… случилось?
– Я ударил тебя, – сказал Бельмец. – Ты это помнишь?
– Чем?
– Кулаком.
Глеб, смахивая с волос опилки, сел на полу и осторожно потрогал пальцами ушибленную челюсть.
– А бил я вполсилы, – извиняющимся и одновременно горделивым голосом сообщил барыга. – А теперь представь, что будет, если ты натрешь мелком Довеском свой заговоренный меч.
Глеб представил. Убрал руку от челюсти, хмуро посмотрел на Бельмеца и уточнил:
– И как долго он действует?
– Пока не сотрется. Главное – держи Довесок подальше от воды. Плеснешь водой – и силе его конец.
Глеб поднялся с пола, зыркнул гневным взглядом на ухмыляющихся посетителей кружала, надеющихся на продолжение драки, затем взял Бельмеца за плечо, развернул его и повлек обратно к стойке.
У стойки он грубо усадил барыгу на лавку и тихо спросил:
– Сколько хочешь за мелок?
Бельмец глянул на Глеба алчно замерцавшим глазом и так же тихо ответил:
– Много.
– Сколько? – повторил свой вопрос Глеб.
– Десять золотых.
Глеб присвистнул:
– Это целое состояние. Где же ты найдешь покупателя, способного столько заплатить?
Бельмец ухмыльнулся:
– Сдается мне, что я его уже нашел, Глеб. И поскольку это ты, то я накину сверху еще две монеты. Итого – двенадцать золотых.
Произнеся последние слова, Бельмец снова залыбился, но на этот раз его улыбочка показалась Глебу несколько панибратской, и он почувствовал раздражение.
– Так-так, – раздумчиво проговорил Глеб, глядя на Бельмеца недобрым взглядом. – А коли я возьму тебя за шиворот и хрястну физиономией об стойку? Твой Довесок сразу потеряет в цене монеты три, верно?
– Верно, – согласился Бельмец. – А посему отнимаем от двенадцати три и получаем девять. Ты сам назначил цену, Первоход.
Глеб усмехнулся наглости барыги, чуть помедлил, затем, саркастически хмыкнув, потянулся в карман за кошелем.
– Умеешь ты торговаться, Бельмец, – выдохнул он.
– Это мой хлеб, – улыбнулся в ответ барыга. – Я ведь деловой человек, а не доброхот.
Прикрыв кошель полой плаща, Глеб отсчитал девять золотых и незаметно передал их под стойкой Бельмецу. Когда сделка была совершена, барыга отхлебнул олуса, почмокал губами и сказал:
– Есть у меня еще кое-что. Правда, не знаю, сгодится тебе или нет.
С этими словами Бельмец достал из кармана небольшую вещь, похожую на светлый, туго перетянутый бечевками теннисный
