вашим контактам с Николаем Поликарповым мешать не станем. Более того – даже поспособствуем. Билет тебе купим, гостиничный номер оплатим, но все беседы должны проходить под стенограмму и в присутствии охраны. Ты – человек взрослый – должен понимать и способствовать нашим сотрудникам. И, да, я не Вертелин, а Конарев Игнат Кузьмич.
– А Крутилин?
– До него тебе нет дела. Он теперь занимается другими вопросами. А вот стенографистка будет та же самая.
– Кстати! – поняв, что наконец-то разговариваю с адекватным мужиком, обрадовался я. – Спасибо, что тогда пригласили на встречу Валерия Павловича.
– Это не я. Крутилин решил, что мнение лётчика-испытателя из ЦКБ будет не лишним.
– И каково же это мнение, если не секрет?
– Какой там секрет! Оба в один голос кричат, что ты действительно отличный специалист. Другие наши товарищи, ознакомившиеся с эскизами, которые ты отправлял Поликарпову, с этой точкой зрения согласны. За винты изменяемого шага уже посадили профильный коллектив.
– Куда посадили? – охнул я. – На какой срок?
– Да за кульманы посадили и за расчёты.
Глава 12. Отпуск
Начальник аэроклуба отпустил меня на отдых только в начале ноября. Раньше не мог, потому что нужно было постоянно обслуживать технику – полёты осенью шли интенсивно, так что я и сам не особо настаивал. А как погода испортилась и начались дожди – тут и вырвался.
Мусенька взялась провожать меня до самого поезда, и отказать ей в этом я не посмел. Даже не стал спрашивать о том, как же занятия в школе? На вокзале встретились с «инокиней Надеждой» – она была в партикулярном платье и выглядела сногсшибательно. Подруга моя, вручая мне холщовую сумочку с дорожной снедью, косилась на «соперницу», поджимая губы – верный признак, что встревожена. Особенно встревожена потому, что мы явно знакомы и ещё стенографистка обращалась со мной не как с ребёнком, а на равных.
– Ты обязательно вернёшься? – спросила моя хорошая на прощание.
– А куда я денусь, – ответил я легкомысленно и полез в вагон. Ни обнимать радость свою, ни целовать в вокзальном многолюдье не стал – мы же внешне дети. Мусенька, кстати, не только внешне – она, и правда, совсем ребёнок.
Надежду провожал Конарев. Тот самый, который бывший Вертелин. И ещё мама – интеллигентная женщина средних лет в военной форме со знаками различия медицинской службы и шпалой в петлице.
В дороге ничего примечательного не произошло – в мягких вагонах купе на двоих, поэтому нам никто не мешал – я рассказывал об обороне Одессы и оставлении её осенью первого года войны. Наденька исписала несколько блокнотов.
– Считаю, что вывод войск из города был ошибкой, – твердил я раз за разом. – Бытовало мнение, что вывезенные из Одессы части требовались для защиты Крыма, но теперь-то известно, что это не удалось. А окруженные дивизии,
