китайский ширпотреб в виде байковых клетчатых рубашек, джинсов и кед. Труфан был неприхотлив и жизнью доволен. Периодически у него вспыхивали короткие и бурные романы со странными, не первой свежести, некрасивыми и часто замужними тетками.
Труфан не был эстетом. Уверял, что замужние бабы горячи и заботливы – кто супчику сварит, а кто и пирожков напечет. И в сексе торопливы и благодарны. Что, собственно, и надо Труфану. И самое главное – не задерживаются. Поделали дел – и домой, к муженьку. К мужу и деткам.
Спешат!
Когда-то Труфан подавал большие надежды – окончил юрфак, и все дороги ему были открыты: папа Труфанов был большим адвокатом. Но подергался Труфан, подергался и выбрал свободу.
Однажды друг детства Куропаткин спросил:
– А ты любил когда-нибудь, Мишка?
Труфан на минуту задумался и почесал лохматую и давно не стриженную башку.
– Да нет, пожалуй. Пожалуй, что нет, – медленно повторил он и тут же оживился: – А кого, брат, любить? – Потом горестно вздохнул и добавил: – Нет ведь достойных. Приглядишься – и нет!
Почему-то обрадовался своим выводам, вероятно найдя объяснение.
– Совсем? – недоверчиво уточнил Куропаткин. – Что, ни одной? И ни разу?
Мишка медленно покачал головой:
– Лично мне такая не попадалась. – Потом прищурил узкий и хитрый глаз и ехидно добавил: – И тебе, друже, по-моему, тоже!
Куропаткин хотел горячо возразить, но… воздержался.
Мишка стоял на пороге – лохматый, с нечесаной бородой, в ретротрениках с пузырями – и внимательно разглядывал друга. Потом тяжело вздохнул и промолвил:
– Ну… все понятно.
– Чего понятно, экстрасенс хренов? – окрысился гость. – Давай ставь картошку!
Мишка снова вздохнул, принял пакеты и поплелся на кухню.
Это был ритуал – вареная картошечка с маринованными огурчиками, колбаска в нарезку и, разумеется, водочка.
Мишка усердно чистил картошку, попыхивая сигаретой в углу пухлого рта, и что-то мычал – типа, песню.
Песни Мишка любил комсомольские, из советского детства. «И Ленин – такой молодой, и юный Октябрь впереди» – эта была самая любимая.
Еще была такая: «Я, ты, он, она – вместе целая страна!» Страны давно не было, а песня осталась.
И еще была: «Слышишь, время гудит – БАМ!» Этот БАМ – Байкало-Амурская магистраль. Стройка века. А не просто вам – БАМ – бам.
Куропаткин сел на табуретку и огляделся. Свинарник. Боже, какой же свинарник! Ну, чокнуться просто. И даже снял локоть с липкой клеенки. Кошмар!
Правда, удивился – не было грязной посуды. Совсем. Обычно – гора.
– Моешь посуду? – спросил он у друга.
– Не-а! – ответил друган. – Пользуюсь пластиком. Очень удобно. Сказка прям. Пожрал, в ведро, и – свободен.
Куропаткин поморщился – гадость
