бываемыми события, уже утратили былую яркость. Но хуже того, я стал пытаться объяснить все произошедшее в рамках обычной логики. И это приводило к тому, что ум старался выкинуть все, что не входило в картинку привычного мне мира, за его пределы, и оказавшись там, в тени моего внимания, удивительные события начинали растворяться и исчезать.
Сделанные мной в те дни записи начинали казаться мне не моими. Я не мог поверить в написанное. Но я знал, что записи мои, и что делал я их, полностью отдавая себе отчет в том, что делаю. А новые записи, по воспоминаниям, давались мне все сложнее день ото дня.
В какой-то момент, спустя месяц или чуть больше после начала работы над книгой, тут в Аргентине, я практически отчаялся собрать весь материал в одну слитную историю, которую я бы мог рассказать другим. Историю, которую бы смог понять и ощутить любой человек, который увидел в себе потребность поиска того, что находится за пределами нашей повседневной жизни. Но я не отчаялся и не бросил попыток, за что был вознагражден. Один человек, посланный самим проведением или Духом, пришел мне на помощь. Моим благодетелем оказался наш садовник по имени Хулиан.
Он видел, как на протяжении нескольких недель, каждое утро я выходил во внутренний двор и, усевшись за небольшой столик в углу за пышным кустом, куда не добирались солнечные лучи, исписывал стопки листов, то и дело что-то черкая или рвя бумагу. Если Хулиан оказывался рядом, когда я сминал и отправлял в корзину очередной, испорченный лист, он шумно выдыхал воздух сквозь зубы и ободряюще подмигивал мне. Я кивал в ответ и возвращался к работе.
В одно утро, я проснулся в мрачном настроении, но все же заставил себя сесть за записи. Работа шла ужасающие плохо, и я то и дело вздыхал и нервно зачеркивал написанные абзацы. В какой-то момент, видимо утомившись смотреть на мои страдания, Хулиан, копающийся в клумбе рядом со столом, подошел ко мне и стал что-то бодро объяснять на испанском языке, который я практически не понимал, что ему было известно. Я напомнил это Хулиану, используя те немногие слова, что знал, добавляя язык жестов. Но тот не унимался. Тогда я крикнул в распахнутую дверь дома и позвал Сантьяго. Его приставили ко мне с первого дня моего прибытия в Буэнос-Айресе, как переводчика и охранника по совместительству. При помощи Сантьяго мне удалось поговорить с садовником, который смог заинтересовать меня одной практикой, которой его научил перуанский шаман. Она касалась способа вспоминать события и людей.
В дальнейшем нам пришлось общаться с помощью словарика и языка жестов, поскольку Хулиан пояснил, что дело это интимное, и передать свое знание он может только одному человеку.
Не буду вдаваться в детали той практики, которой научил меня Хулиан, но она сработала. Уже через неделю или чуть больше я освоил практику припоминания. Это стало для меня настоящим откровением и облегчением, одновременно. Я понял, что все, что мне нужно, – это правильная настройка, а не потуги ума, пытающегося строить логические цепочки и попутно сваливающегося в бесплодное самокопание. Как я выяснил немного позже, все тоже самое относится и к написанию книги. Главное – это создать настройку, а не очередную жвачку для ума. Общение с аргентинским садовником помогло мне сделать еще немало открытий, но об этом когда-нибудь позже. А сейчас я могу отправить свою повесть другу – редактору и посмотреть, что из этого всего выйдет. Возможно, когда-то, когда пройдет достаточное время, что бы обезопасить людей, связанных с данной историей, эта книга увидит свет и поможет кому-то начать свой поиск того, что скрыто за рамками повседневного мира.
20.12.
Я нахожусь в каком-то огромном и пустом доме. Все в доме исполинских размеров. Гигантские лестницы и мебель будто созданы для людей в два раза больше обычных. Такие же нереально большие и все остальные предметы и вещи. Благо, что все двери в доме открыты, и мне не приходится тянуться к дверным ручкам размером под две мои ладони, чтобы открыть их. Поэтому я долго блуждаю по соединенным между собой залам и комнатам, в поисках хоть кого-то. Но, сколько бы я, ни ходил по бесконечному числу помещений, я никого не нахожу. Дом пуст, и я ощущаю себя потерянным и забытым. Но хуже всего то, что я не могу найти выход из дома, сколько ни ищу его. Практически каждый день мне снился этот сон. Я просыпался, испытывая пугающее опустошение, и не мог больше заснуть.
Вот и ночью перед поездкой, только заснув, я тут же оказался в одном из залов этого пустого дома и долго искал выход или хоть кого-то живого внутри дома. Но все было тщетно.
Проснувшись задолго до рассвета, я не стал пытаться заснуть снова, а принялся упаковывать вещи. Днем меня ожидал обед в одном из любимых ресторанов в центре Москвы с бывшим компаньоном и другом. Он должен был передать мне оставшуюся часть денег за наш некогда созданный совместно бизнес по поставке автозапчастей и дополнительного оборудования для автомобилей. По правде сказать, создавал и вел бизнес компаньон, а я просто дал ему на это денег, которые мне доставались не слишком сложно на управляющей должности в крупной фирме, моего дяди. Вложение окупилось уже в первый же
