обещания, данные Бухариным и другими в Берлине, и все главные подсудимые были приговорены к смерти» [32].
Раскол верхушки партии тщательно скрывался, именно поэтому Бухарин в беседе с Николаевским в 1936 году вынужден был спросить, знает ли тот его «настоящую роль в этом процессе». Николаевский ответил, что знает: «Бухарин за кулисами противился казни подсудимых» [33].
Лишь 14 января 1924 года под давлением мировой общественности Президиум ВЦИК заменил высшую меру на пятилетний тюремный срок и ссылку. По словам Николаевского, Бухарин, вспоминая те события, сказал ему в 1936 году: «Да, нужно признать, что вы, социалисты, сумели тогда поставить на ноги всю Европу и сделали невозможным приведение в исполнение смертного приговора с.—р. – ам» [34]. Хотя Бухарин, действительно, скрыто выступал против казни, его роль в эсеровском процессе не исчерпывалась исключительно занятой им позицией «доброго следователя». Однажды, отвечая на все более назойливые вопросы Горького о судьбе эсеров и изданий З. Гржебина в Советской России, Бухарин не выдержал: «Я вот смотрю – Вы все возитесь с меньшевистским говном <…> Ну чего Вам с ними возиться, скажите на милость? С этими социалистическими сиреневыми трупиками и тому подобными «кокаиняками» а lа Вертинский в политике» [35].
Может быть, поэтому, когда в 1938 году Бухарина и компанию Вышинский назвал «погаными псами», голос мировой общественности не был столь отчетливо слышен, как в 1923 году. В Европе и США увидели в происходящих в СССР событиях результат жестокой борьбы за власть внутри самой большевистской верхушки.
Уже предчувствуя неминуемую расправу, Бухарин в начале 1936 года отправился во Францию. Официально – для переговоров с Николаевским по поводу архивов К. Маркса, тайно – для прощупывания почвы на предмет поддержки за рубежом антисталинской оппозиции в СССР. Об этой тайной стороне своих переговоров Бухарин рассказал, очевидно, под давлением на процессе 1938 года: «…непосредственно лично я во время своей последней заграничной поездки в 1936 году, после разговора с Рыковым, установил связь с меньшевиком Николаевским, который очень близок к руководящим кругам меньшевистской партии. Из разговора с Николаевским я выяснил, что он в курсе соглашений между правыми, зиновьевскими, каменевскими людьми и троцкистами. Что он вообще в курсе всевозможных дел, в том числе и рютинской платформы. То конкретное и новое, о чем шел между нами разговор, заключалось в том, что в случае провала центра правых, или контактного центра, или вообще верхушечной организации всего заговора, у него, Николаевского, будет договоренность с лидерами второго Интернационала о том, что они поднимают соответствующую кампанию в печати» (Судебный отчет. С. 368–369).
То, что Бухарин вел переговоры «с двойным дном», косвенно подтвердил спустя почти 30 лет и Николаевский: «… в моих разговорах с Бухариным имелась также неофициальная сторона»[36]. В частности, он рассказал о том, что приехавший
Бухарин об оппозиции Сталину: Интервью Б. И. Николаевского // Социалистический вестник. 1965. № 4. С. 87.
Там же. С. 82.
Там же. С. 87.
Бухарин об оппозиции Сталину. Указ. изд. С. 82.
