он тебя уел, – неожиданно влез в разговор Проповедник.
– Заткнись, – попросил я. – Возможно, ты и прав, Хартвиг. Хотя бы потому, что ты, судя по всему, увяз в этой политике, как в болоте. Так что тебе предстоит решить, и решить быстро, от кого принять помощь, иначе ты уйдешь в трясину с головой.
Он цокнул языком, посмотрел не на меня, а на Проповедника и глухо сказал:
– Все решено. Я уже говорил, что менять Братство на Орден, Церковь или княжескую милость не буду. Из двух зол, как говорится, выбирать приходится меньшее.
– Приятно слышать, – сказал я, вставая с земли. – Рад, что ты мыслишь позитивно и понимаешь – в одиночку тебе будет хуже, чем со мной. Пора в дорогу. Позавтракаем в седлах.
Мы ехали до полудня, через поля, на которых уже собрали рожь, под ясным, готовящимся к скорой осени небом и палящим солнцем. Проповедник восседал на крупе моей лошади, хотя не нуждался в подобном способе передвижения. Он все утро молчал, и его молчание выражало высочайшую степень неодобрения. Я подозревал, что все дело в этой авантюре, поэтому в какой-то момент не выдержал и произнес:
– Давай, мой друг. Скажи, что я неправ.
– Ты неправ, – тут же откликнулся он. – Карла ты выручал гораздо чаще, чем он тебя. Долгов на тебе нет.
– Это ты так считаешь. Впрочем, меня интересовало несколько иное. Что ты узнал о Хартвиге?
Последний тут же повернул голову в мою сторону и напрягся. Проповедник молчал так долго, что я уже начал думать, что он меня игнорирует. Но он все-таки ответил. Осторожно, словно ходил по тончайшему льду:
– Людвиг, я искренне считаю, что тебе некоторых вещей лучше не знать.
– Это почему же?! – тут же откликнулся Хартвиг.
– Он, знаешь ли, крайне совестливая натура, хотя на первый взгляд так не кажется, – откликнулся Проповедник. – Тут же пожалеет, что связался с тобой.
– Я ничего дурного не сделал!
– Болтай дальше, – попросил я старого пеликана.
Тот вздохнул и нехотя ответил:
– Твой спутник, Людвиг, до последнего месяца работал картографом при городском земельном совете. Но, как оказалось, у него есть маленькая слабость: по всем христианским законам он с чего-то решил, что за помощь ближнему своему ему воздастся.
– И в чем выражалась эта помощь? – Я посмотрел на Хартвига.
– Я умею снимать с людей темные грехи, – ответил тот.
– Свершилось чудо, – пробормотал я. – Очень большое преступление. Обычно прощением грехов занимаются исповедники.
– Ты не слушаешь, – поморщился тот. – Не прощение грехов, а полное снятие. Исповедники облегчают совесть, но не стирают с души темные пятна. А я это делаю. Что?
Он увидел, как мое лицо окаменело, а губы Проповедника скривились, словно ему предложили съесть какую-то падаль.
– И давно у тебя… такие способности? – мягко поинтересовался я.
– Я стал видеть души и уметь их исцелять на это Благовещение,
