Зачем ему Иерусалим? Что из того, что он живет в Иерусалиме?
– Можно, я вам заплачу несколькими чеками? – спросил я, переходя на деловой тон.
– Вы даже не спросили, сколько это стоит. А вдруг сто тысяч долларов?
– Значит, я вам заплачу сто тысяч долларов…
– Так много зарабатываете? Сторожем на стройке?
– Пока не взяли… Место занято… Но откуда вы знаете?
– Интересовалась… – сказала она вяло. – Потом читала ваши статьи… Признаться, даже размышляла над ними…
– Значит, буду работать сторожем… Когда-нибудь… потом литературный гонорар… А вы спрашиваете, откуда деньги…
– А муж не хочет работать сторожем. И на стройке не хочет… Он, видите ли, инженер…
– По соцсоревнованию, – напомнил я…
– Говорит, если страна заставляет инженера, пусть даже по соцсоревнованию, работать грузчиком…
– Ничего страшного не вижу в том, чтобы поработать грузчиком… Ну, сидел бы там еще в каком-нибудь жюри, еще в какой-нибудь комиссии, понимаете, там все кончилось… Я все думаю, как это случилось, что кончилось? А сейчас – какие-то новые миры, какие-то новые возможности, главное, не впускать грузчика в душу…
Она задумчиво посмотрела на меня:
– В вас есть здоровая основа…
– А как еще прикажете заработать сто тысяч?.. Надо же с вами как-то рассчитаться…
– Хотите, я вам их подарю?
– Нет, – испугался я, – я хочу их купить…
– Но у вас здесь все работы дареные…
«Зачем мы говорим о глупостях, – подумал я. Мне надо поднять ее на руки и закружить, а потом спрятать голову в ее медных волосах. И так долго стоять… А потом упасть вместе… И переместиться в мир иной, где нет разумного и выверенного, где только неправдоподобное реально! У Люськи – муж. И я не хочу разговаривать с Милой по телефону! Я не хочу завтра, ибо каждый из нас должен жить сегодня так, как будто он умер, и каждый новый день дан ему в подарок за праведную жизнь!
И я вдруг подошел к ней и молча взял ее на руки. И она не отстранила меня. И я стал целовать ее в губы. А она свернулась калачиком, точно спала на детской кроватке. И была совсем невесома, вот-вот вместе с домами взлетит вверх. И я испугался этого возможного полета. И все было, как я задумал. Мы рухнули вниз и поплыли, поплыли…
– Я люблю тебя, Рейзл… Я этих слов не говорил столько лет, что даже забыл, как они звучат…
– В первые дни у тебя жила какая-то рыжая дурнушка… Вероятно, ты – бабник…
– Конечно, конечно. – согласился я. Мне во всем хотелось с ней соглашаться, но поступил я как раз наоборот, заметив: – Ты не права, Рейзл, она была красавица… И вообще, как сказал Бродский, бабы делают писателя лучше… Жаль, мы расстались…
– Ушла?
– Нет, вместе с Женей спряталась в какую-то щель…
– Значит, здесь мы не одни…
– Вполне возможно…
Мы
