в Америку, члены моей семьи никогда не признавались в любви своим животным. Хотя Палома не отходил от деда ни на шаг, тот никогда не разрешал псу спать в своей кровати и не покупал игрушек и угощений. Вместо этого дед выказывал Паломе признательность, всегда следя за тем, чтобы вожак и его стая были накормлены, чтобы у них было укрытие и вода.
В ответ Палома вызывал уважение моего деда тем, что всегда был последовательным, надежным и отзывчивым к тому, что нужно было его человеческой семье в этот момент. Уважение, думается мне, одна из самых мощных форм любви.
Дед учил меня, что всегда нужно доверять животным, уважать их. Чем больше ты нуждаешься в нем, тем больше уважения нужно выказывать. Подумайте об этом. Если у вас нет веревки, чтобы поймать своего сбежавшего ослика, все, что вы можете предложить ему, чтобы убедить пойти вместе с вами, это доверие и уважение. Когда вы завоевываете доверие любого животного, оно становится нитью, но не плетью насилия. Доверие – нить, из которой сплетается взаимное сотрудничество.
«Собака – самое верное из животных, и ее бы ценили куда больше, не будь она такой обыкновенной. Господь Бог сделал величайшие свои дары самыми простыми».
Работа над ошибками
Когда вы живете в таком деятельном сообществе, как ранчо моего деда, ошибка вам дорого обходится. Последствия будут ужасными. Конечно, я был маленьким мальчиком, и мальчиком шустрым, любопытным и вредным. Я доводил свою мать до безумия, потому что всегда пытался взглянуть на вещи пристальнее; я все время задавал вопрос «Почему?». Дети по своей природе – источник оплошностей, всегда проверяют границы – и поверьте, я таким и был.
Однажды, когда мне было около шести, я подрался со своей сестрой. Мать заняла ее сторону, что привело меня в бешенство. В ярости я бросился прочь, чтобы сбежать в поля, где работали дед и отец. Когда я выскочил из дома, то пронесся в двух шагах от нашего коня, привязанного рядом. Почувствовав мою злость, он немедленно начал рваться и лягаться. Затем я промчался через задний двор, где мы держали цыплят, – в этот момент они мирно клевали свой корм, и они тоже уловили мою злобу и испуганно рассыпались у меня из-под ног. Петух заклокотал, растопырил крылья и погнался за мной. Наконец я добежал до ослика, который пил воду из длинного корыта, брошенного на дорожке, уходящей в поля. Ослик был единственным животным, на котором мне разрешали ездить, поэтому я вскочил ему на спину и дал пинка. Этот ослик – один из самых тихих и спокойных, каких вы только можете встретить, – начал вставать на дыбы и почти уже сбросил меня. И затем отказался двигаться с места.
Я так и не выбрался в поля в тот день. Я ждал, поглощенный угрюмым чувством жалости к себе, пока не увидел, как Палома вместе с моим отцом и дедом спускается с холма, направляясь домой обедать. Я побежал к деду и рассказал ему все о том, как несправедливо меня обидели, – как даже животные не давали мне выйти из дома. Дед слегка фыркнул.
«Права
