что ли, прикажете? Раз вы при обществе, то и мы сыты.
Во время этой горячей тирады Бориса Александровича в передней раздался сильный звонок.
– Крюковская, Надежда Александровна, – таинственно доложил вошедший Аким. – Очень вас желает повидать. Так я сказал, что вы почиваете. Нездоровы-де, потому вы не велели принимать никого. Она не уходит, дожидать просит.
– Зачем ты сказал, болван, что я дома? – с досадой крикнул Владимир Николаевич.
– Да как же в такую пору-то. Рань ведь! – отпарировал Аким.
– Эх, черт возьми! – вскочил с кресла Бежецкий.
– Совестно страшно мне ее… как сказать? Это ужасно! Отказать неловко, – взволнованным шепотом продолжал он.
– Ну-с, так я теперь отправлюсь, – подмигнул лукаво Шмель Акиму, расшаркиваясь перед Бежецким. – К вам пришли, заниматься некогда будет. В другой раз зайду. Счастливо оставаться, Владимир Николаевич. Не хочу вам мешать. До свиданья.
– До свиданья! – машинально повторил Бежецкий.
Шмель быстро удалился.
Владимир Николаевич все продолжал стоять с совершенно растерянным видом.
– Как же быть, – думал он. – Вот положение… Она, впрочем, хорошая, простая, добрая… Разве покаяться во всем…
– Нет, не могу, – отогнал он эту мысль. – Ей больше чем кому-нибудь не могу… Презирать будет. Очень уж чистая у нее душа. Нет, слишком дорожу я ее мнением. Au nom du Dieu, что придумать! Нет, не выпутаться…
– Так как прикажете? – вывел его из нашедшего на него столбняка вопросом Аким.
– Что?
Владимир Николаевич оглянулся кругом.
– Хорошо, что Шмель ушел, – подумал он, – без него все лучше, а то бы и он заметил. Ужасное положение! И выхода нет. Повидаться-то с ней хотелось бы. Три дня не видал… Эх! Делать нечего, надо принять. Будь что будет!
– Проси! – кивнул он Акиму.
Тот быстро вышел.
IV. Артистка
Надежда Александровна Крюковская, таинственный доклад о приезде которой Акима так сильно взволновал Владимира Николаевича, была премьерша драматической труппы при театре «Общества поощрения искусств», в котором, кроме любителей, служили на жаловании и «заправские» артисты.
Среди последних талантом, красотой и молодостью выделялась Надежда Александровна, но это ее превосходство не возбуждало, против обыкновения, среди ее товарищей по сцене завистливого недоброжелательства: так умела эта еще почти совсем молоденькая девушка поставить себя в их разношерстной среде. Она относилась ко всем служившим с ней с сердечною теплотою, готова была всегда с подкупающей сердце искренностью придти на помощь нуждающемуся из товарищей, в каком бы ранге ни состоял он или она на сцене, и последние платили ей восторженным обожанием.
Это явление повторялось ежегодно, где бы не служила Крюковская.
Уже
