его тесная связь с постмодернизмом (постмодернизм стал литературным контекстом этом направления), который определил его уникальность в изображении внемирного. Одним из первых постмодернистов в России Ю.В. Мамлеева называют не просто так, обвиняя его почти что в сатанинском культе на бумаге. Надо отметить, что сам писатель успешно огородился от «внешних болванов» своими некодифицируемыми в русле «традиционной» литературы произведениями.
Именно постмодернизм определил ведущий способ изображения метафизических реалий в этом направлении – отстранённость автора от мира произведения в целом, его невовлечённую вовлечённость. Литературовед М. Адамович в своей статье «Мифотворчество в прозе 90-х: Юрий Мамлеев, Милорад Павич, Виктор Пелевин, Андрей Дмитриев» проинтерпретировала рассказ Ю.В. Мамлеева в свете постмодернистской философии Ж. Бодрийяра. В результате обнаружилось, что произведения писателя – «игровое пространство видимостей», в котором отсутствует центр, нет иерархии, пространственных границ, активно используется миф в новых мыслительных схемах автора. Читателю не понадобится подробный анализ, чтобы понять, что это относится и к произведениям Н. Макеевой. Неопределимость, апофатизм – важнейшие составляющие творчества обоих писателей.
Единственным замечанием здесь может быть лишь то, что определение «мыслительная схема» едва ли может быть адекватным для творчества, в основе которого лежит интуиция. Следует учесть, что мыслительная схема – не просто удобное выражение в устах литературоведа, как может представиться, но ёмкий термин, выражающий суть постмодернистского творчества. Она заключается в беспределе иронии, направленной на любой дискурс, претендующий на роль истины: мыслительная схема здесь становится предметом игры, забавой писателя-постмодерниста, который не верит сам себе.
Безусловно, постмодернизм не так прост: в нём нередко проявляется и тяга к сакральному, и экзистенциальные мотивы. Такова, например, трилогия В. Сорокина «Лёд», в которой эксплуатируется и преломляется гностический миф. Тем не менее возможностей для качественного прорыва и выхода из русла парадигмы Просвещения у постмодернизма нет. В нём возможны только формы отрицания этой парадигмы, но не выход. Обращение к мифу, к священному здесь происходит не как к источнику, через который осуществляется связь человека с ноэтическим миром, но как к предмету игры.
Однако означает ли явно диверсионный характер постмодернизма по отношению ко всему, что человечество считало ценным, что он абсолютно бесплоден и может только жевать самого себя? Всё более очевидна неоднозначность этого подзатихшего после лихолетья 90-х направления. Даже творчество В. Пелевина, являющееся своеобразной буддистской проповедью и метафизической сатирой, опровергает такую однобокую интерпретацию. Но этот вопрос в данной статье разбирать нет возможности, поэтому мы оставим его в стороне, сконцентрировав внимание на направлении «метафизического реализма».
Постмодернизм
