теперь другая дорога, хочу всласть пожить… своим домком, женюсь…
– Женишься… ты?.. – даже отступил на несколько шагов пораженный Пахомыч.
– Ну да, я… Ты думаешь, некрасив, да стар, да горбат, так я тебе скажу, что коли горб мой золотом набит, то чем больше он, тем лучше… любая кралечка пойдет… Одна уже есть на примете…
Игривые мысли о будущей молодой жене совершенно изгладили из ума горбуна впечатление, произведенное на него привиденьем. Его рот даже скривило в плотоядную улыбку. Но улыбка эта была отвратительна.
– Так мне, значит, можно и идти?..
– Говорю иди… хоть завтра.
– Вот за это спасибо… душевное спасибо… – со слезами радости воскликнул старик и поклонился горбуну до земли.
– Иди, иди, только ларец мне оставь… Тебе его на что… Старому человеку везде есть и кров, и кусок хлеба… Христовым именем весь мир обойдешь…
– Возьми… Возьми… Я до него и дотрагиваться за грех почитаю, еще тогда отдавал его тебе, да ты не взял…
– Тогда, тогда несподручно было, потому и не взял… Хозяин его всем был на памяти… а теперь, сколько воды утекло… Все перемерли…
– Так я завтра и в путь…
– Иди, иди… коли охота… А может, у меня век доживешь, в холе да в довольстве… да не в такой избушке, а в хоромах княжеских…
– Нет, нет! – замахал руками Пахомыч. – Коли отпустил душу на покаяние, от слова своего не отрекайся… Обет я дал уже давно, по обету иду в странствия.
– Я и не отрекаюсь от слова, но только предлог сделал: «вольному воля, спасенному – рай».
– Нет уж отпусти…
– С Богом, говорю с Богом…
Старик снова поклонился в землю.
В окно сторожки уже глядело настоящее майское утро. Горбун встал со скамьи и направился в угол, где на широкой скамье был устроен род постели.
– Ларец-то где? – на ходу спросил он.
– Все там же… – нехотя отвечал Пахомыч.
Горбун пошарил под скамьей и вытащил небольшой ларец окованный серебром.
– Ключ?
– За образом.
Поставив ларец на постель, он подошел к переднему углу и взобравшись на скамью, достал с полки, на которой стоял образ, серебряный ключ.
Возвратившись в свой угол, он отпер ларец. Он оказался наполовину наполненным бумагами и золотыми монетами.
Горбун вынул из-за пазухи сверток с вещами покойницы, зарытой в саду, бережно развернул его и тщательно начал укладывать в ларец вещи.
Уложив, он прикрыл их куском шелковой мантильи, запер ларец и ключ нацепил на шнурок тельного креста.
Сняв со стены, висевшую на гвозде кожанную котомку, он уложил ларец между хранившимся там сменами рубах и портов и снова повесил котомку на стену.
Пахомыч молча глядел на все происходившее, и когда ларец исчез в котомке горбуна, вздохнул с облегчением и истово перекрестился.
Горбун, убрав ларец, примостился
