на нее с торжеством победителя.
Победителей не судят.
Она любила своего победителя и простила ему.
Тучи рассеялись, но воспоминание о них осталось в ее душе. Она любила и покорилась своей участи, только покорилась.
Несмотря на пресыщение любовью в банальном значении этого слова, и, может быть, именно вследствие этого пресыщения, близость очаровательной жены-ребенка, чувство собственности над ней, мутило ум графа – он думал лишь о себе, не понимая, что эгоизм в деле любви наказывается отсутствием восторга взаимного наслаждения, восторга, который делает обладание женщиной действительным апофеозом любви.
Единственное первенство женщины, за которое должны стоять все мужчины, это первенство в наслаждении, первенство в любви.
Если женщина в ней только подчиняется, то теряет всю свою прелесть. К сожалению, немногие мужчины понимают это.
Это причина большинства несчастных браков и связей.
Молодая графиня, повторяем, подчинилась тому, чему не смела не подчиниться. Она примирилась с мыслью, что то, что с ней случилось вначале, будет случаться до конца.
О святая простота честной женщины, которая думает, что, отдаваясь, она исполняет свои обязанности… и только!
Сколько в этом жизненной трагедии!
Как гнусно это подчинение чувственности без чувства!
Честная женщина верит, что это называется браком.
Какая профанация таинства!
Граф повез свою жену из Генуи в Венецию, из Венеции в Неаполь.
В течение месяца он был в каком-то очаровании страсти, он расточал ласки своей молодой жене, не замечая, что ответные ласки этой женщины-ребенка были ласками рабыни.
Театры, концерты, музеи, великолепные картины природы, удобство путешествия, комфорт отелей, маленькие подарки сюрпризом, в Турине – фарфор, в Генуе – филигранные вещи, в Неаполе – жемчуг и кораллы, в Венеции – бриллианты – все было к услугам молодой женщины, чтобы медовый месяц показался ей фантасмагорией.
Он не дал ей только одного – жизни женщины.
Рабски отдающаяся молодая жена представляла для него лишь лакомое блюдо, которое он смаковал с восторгом гастронома, но которое вскоре приелось ему.
Уже во Флоренции он почувствовал некоторого рода пресыщение.
Всегда кроткая, покорная, безответная, всецело принадлежащая ему, его жена начала казаться ему слишком однообразною.
Его порой выводило из себя одно и то же выражение нежности в ее голубых, прекрасных глазах.
Он чувствовал себя полновластным господином этого прелестного существа, возбуждавшего всеобщий восторг даже в стране красивых женщин – в Италии, и это самое чувство безграничной собственности не только не уменьшало достоинства вещи – она была именно его вещью – но почти сводило их к нулю.
К концу третьей недели он не выдержал.
Его обуяла скука по Петербургу.
VI. Первая
