руке нож, которым только что, до звонка в дверь, разделывала курицу Ромке на бульон. – А что?
– Здесь вопросы я задаю, – ответил он, с глумливой усмешкой попытавшись ухватить Аглаю за подбородок. – А ты отвечаешь. Пока. Потом, может, и к делу с тобой перейдем.
По его лицу нетрудно было угадать, каким именно делом он и его дружок не прочь заняться с молодой симпатичной девушкой. Но вместо того чтобы испугаться, Аглая холодно бросила:
– Руки убери!
– Что-что?! – ухмыльнулся он ей в лицо. А в следующий миг тихо взвыл, пытаясь зажать руку, из которой хлестала кровь, другой. – Ах ты…
Ответом на его отборный мат стал кровавый росчерк на его же лице. Словно какой-то бес вселился в Аглаю, не давая ей ни отступить, ни хотя бы просто остановиться. Предплечье, плечо, лопатка… Второй тип кинулся на помощь своему дружку, ошалевшему настолько, что он даже не пытался сопротивляться. Но озверевшая Аглая крикнула второму, не узнавая своего голоса:
– Стоять! – и, вскинув нож, добавила: – Или следующим ударом я твоему дружку глотку перережу!
Глядя в ее бешеные глаза, второй тип поверил и остановился. Вовсе не такой встречи ожидали они, отправляясь «побеседовать» в квартиру к одинокой девушке. Они не знали Аглаю, не представляли ее нынешнее состояние, когда от отчаяния море стало едва выше пятки. А Аглая, указав уцелевшему на его истекающего кровью товарища, велела:
– Убирай его отсюда! А если заявитесь еще раз, выпущу кишки обоим без всякого предупреждения! Мне терять нечего!
Терять, конечно, было что, тут Аглая блефовала. Не хотелось ни умирать, ни быть изнасилованной жаждущими мести братками. Она прекрасно понимала, что раз уж они к ней заявились, то, возможно, достанут ее потом. И не желала упустить случая отплатить своим возможным мучителям загодя, авансом.
– Дура бешеная! – Закинув себе на плечо руку бледного, окровавленного товарища, второй бандит развернулся с ним к порогу. И, подтверждая ее мрачные мысли, добавил: – Ну подожди, мы с тобой еще свидимся!
– Распотрошу обоих! – бледными губами выдохнула ему вслед Аглая, захлопывая дверь.
Братки не видели, как она на подгибающихся ногах добрела до кухни и как билась там в истерике, запивая свои слезы водкой, кажущейся ей в тот момент не крепче воды. Не видели они и того, как с утра Аглая всеми способами пыталась устранить со своего лица следы похмелья и слез. Вечером ей предстояло идти к Ромке. А брат, твердо решила она, не должен ни о чем догадываться, потому что ему и без того хуже некуда. Что должен чувствовать молодой парень, ставший инвалидом? Но Ромка, едва завидев сестру, сам заговорил с ней о случившемся:
– Айка, к тебе вчера никто не приходил?!
– А что, кто-то должен был прийти? – спокойно спросила она.
– Значит, никто? – спросил он, сверля ее взглядом.
– Ромка,
