с трофеем находились в каком-нибудь десятке лье от Кубы, когда вопреки всем ожиданиям, их обоих дерзко захватил капитан Дрейф со своими двадцатью пятью бравыми флибустьерами.
Столь нежданное событие случилось через пару дней после того, как «Сантьяго» завладел «Петухом».
В течение этих двух дней граф Орас тщетно пытался повидаться с благородным испанским герцогом: всякий раз оказавшись у дверей его каюты, он обнаруживал, что она для него закрыта.
Капитан Гишар предупредил герцога де Ла Торре о том, что произошло, – поведение старпома показалось герцогу непростительным, и он тут же решил прервать все отношения с этим человеком, что и сделал без малейших колебаний и лишних церемоний, памятуя к тому же и о других словах капитана, заронивших у него подозрения о том, что все это время граф водил его за нос и что он никогда не был жертвой своих пороков, единственных своих непримиримых врагов.
Граф Орас затаил злобу в глубине души, поклявшись отомстить.
Но ни мольбы, ни угрозы, ибо этот человек не боялся и угрожать, – ничто не могло сломить холодную, непоколебимую решимость герцога де Ла Торре.
Старший помощник уединился под носовой надстройкой и там, сидя на корточках, обхватив голову руками, принялся вынашивать планы мести.
Спустя некоторое время после захода солнца он снова объявился на верхней палубе – с маской полной невозмутимости на лице. С виду он и впрямь держался хладнокровно, спокойно и бесстрастно; однако язвительная ухмылка на едва заметно поджатых бледных губах никак не вязалась с его нарочитым спокойствием и невозмутимостью. Граф Орас расхаживал по палубе до тех пор, покуда она полностью не погрузилась во мрак; засим, не раз подавив одолевавшую его зевоту, он, похоже, уступил неумолимо надвигающемуся на него сну, поднялся на ют и забрался спать в шлюпку, подвешенную за кормой судна.
Никто на борту не заметил или, по крайней мере, сделал вид, будто не заметил его поведения, тем более что в нем по большому счету не было ничего необычного: так вели себя многие, оказавшись в междутропических водах[41], где как раз тогда находился «Петух».
Однако заметим при этом, что первый из иллюминаторов в покоях, занятых достопочтенным пассажиром и его семейством, располагался в пяти-шести футах под шлюпкой, где спал граф Орас.
Олоннэ провел весь день и вечер, облокотясь на релинги и не отрывая пламенного взора от моря; ветер, довольно слабый днем, неумолимо стихал и незадолго до захода солнца упал вовсе – воцарился полный штиль. Воздух как будто застыл; мрачно-маслянистая поверхность моря напоминала неоглядную гладь нефтяного озера; оба корабля едва покачивались на протяжной, почти не ощутимой зыби, больше похожей на дыхание громадного таинственного Левиафана[42].
Когда солнце уже клонилось к закату, Олоннэ показалось, что он заметил в той стороне, на самой линии
Междутропические воды – переходная зона между пассатами Северного и Южного полушарий или между пассатом и экваториальными западными ветрами.
Левиафан – в библейской мифологии морское животное, описываемое как крокодил, гигантский змей или чудовищный дракон.
