гром, хотя на небе не было ни облачка. С палубы левиафана, со свистом и ревом рассекая воздух, в небо взмыл стремительный стреловидный аппарат, совершенно не похожий на ажурное сооружение братьев Райт.
Вот она, та самая эскадра, которая словно стадо буйволов, сметающая все на своем пути, так легко сокрушила стабильность нашего прежнего, такого тихого и уютного мира, и повернувшая ход истории по какому-то своему, не понятному пока никому пути. И, кроме всего прочего, судя по поднятому над одним из этих странных кораблей флагу – Андреевский и Георгиевский кресты на красном полотнище с двуглавым орлом в желтом круге и с двумя косицами – на его борту находилась одна из особ, принадлежащих к правящему дому. Вздохнув и мысленно и помянув Пресвятую Деву Марию, я приказал готовить разъездной катер. Придется ехать и самому лично разговаривать с этими русскими варварами, которым привалило такое незаслуженное счастье. А пока надо распорядиться разрешить им покупать в порту все, что они ни попросят.
Час спустя,
гвардейский ракетный крейсер «Москва»
Встречали генерал-губернатора на крейсере «Москва», как и положено человеку, занимающему подобную должность – с салютом нации, с поднятым на флагштоке французским флагом, с опущенным с правого борта адмиральским трапом и выстроенным на палубе почетным караулом морской пехоты.
Адмирал Ларионов смотрел на француза с некоторым интересом, но без всякой симпатии. Весьма неоднозначный, надо сказать, персонаж. Начинал свою военную карьеру он как раз в морской пехоте. В чине сублейтенанта был выпущен из Сен-Сирской военной академии, аккурат за три дня до начала Франко-прусской войны, участвовал в сражении под Седаном, где и попал в прусский плен. После завершения той злосчастной для Франции кампании и возвращения из плена служил в колониальных войсках. Реюнион, Дакар, Мали, Нигер, Мартиника, Индокитай и как вершина карьеры – Мадагаскар, который усилиями дивизионного генерала Галлиени был полностью лишен независимости и превращен в очередную французскую колонию. Адмирал Ларионов вспомнил зверские расправы французов над мятежными мальгашами. По приказу Галлиени сжигались целые деревни, а всех их жителей безжалостно уничтожали. Причем убивали не только участников сопротивления оккупантам, но и тех, кто просто считался «подозрительными». Галлиени приказал казнить даже нескольких членов королевской семьи. Словом, этот хмурый сухощавый француз был ничуть не лучше нацистов, которые проводили на оккупированной советской территории политику «выжженной земли».
Рядом с адмиралом, чуть позади, стояли полковник Бережной в штатском и великая княгиня Ольга Александровна, укрывающаяся от палящего южного солнца под изящным шелковым зонтиком.
– Оленька, – шепнул ей Бережной, – посмотри на этого душегуба, который в то же время, страдая от неизлечимой болезни, спасет Париж от захвата его войсками кайзера
