верю, однако же, чтобы с такою точностью исполняли мое приказание и чтобы по знакомству выпросить было невозможно. Скажи мне откровенно?
– Сказал бы, – отвечал Козлов, – но боюсь, как бы не прознал это обер-шталмейстер.
– Нет, ручаюсь, что все останется между нами! – успокоила его императрица.
– Тогда знайте, что все старое по-старому: лишний поклон – и коляска подвезена; только не проговоритесь, не забудьте обещания.
– Ни-ни! – сказала царица и держала тайну.
В числе дворцовых поваров был один очень плохой, но государыня не увольняла его и, когда наступала его очередная неделя, говаривала:
– Мы теперь на диете, ничего, попостимся, зато после хорошего поедим.
Однажды государыня выслушивала чей-то доклад, а в соседней комнате придворные играли в волан и так шумно, что заглушали слова читавшего.
– Не прикажете ли, – сказал он, – велеть им замолчать?
– Нет, – отвечала императрица, – у всякого свои занятия, читай немного погромче и оставь их веселиться.
Такова была великая Екатерина – как человек.
Недаром имя «матушки-царицы» окружено было для современников ореолом доброты и мудрости.
Последнее качество, впрочем, уже было качество императрицы.
XX. Императрица
Кроме обаятельного образа человека и женщины в императрице Екатерине были все качества идеальной правительницы.
Она с большим правом и в лучшем смысле, нежели Людовик XIV, могла сказать: «Государство – это я».
Действительно, несмотря на свое иноземное происхождение она так сроднилась с Россией, что составляла с ней одно целое, недаром русская история приняла для целой эпохи название «екатерининской».
Государыня идеально усвоила русскую речь и даже многие русские привычки. Она парилась в русской бане и употребляла часто в разговоре пословицы.
Она была очень религиозна и строго исполняла все правила православной церкви, ходила на литургии, всенощные, говела и соблюдала посты.
Мнение народа она ставила выше всего, даже в мелочах.
Государыня редко каталась по городу – ей не позволяли этого ее многочисленные занятия, но однажды, почувствовав головную боль, она села в сани, проехалась и получила облегчение.
На другой день у государыни была тоже боль головы, и ей советовали употребить вчерашнее лекарство, то есть опять ехать в санях, но она отвечала:
– Что скажет про меня народ, когда бы увидел меня два дня кряду на улице?
С утра государыня садилась за дела; в кабинете все бумаги лежали по статьям, по раз заведенному порядку, на одних и тех же местах.
Перед нею во время чтения бумаг ставилась табакерка с изображением Петра Великого.
Императрица говорила, смотря на него:
– Я мысленно спрашиваю это великое изображение, что бы он повелел, что бы запретил, или что бы стал делать на моем месте.
