style="font-size:15px;"> Прапор белым заревел медведем, хлеще чем «Ту-22» на взлете, и сознания лишился малый в самой сладкой середине кайфа. И блаженства пик! И чувств вершина! Но, однако же, конец плачевный. Прибежавшие на вопль солдаты еле вырвали из ручек страстных испускающего дух гвардейца, с окровавленным порватым задом. Чуть еще бы, и конец летальный в той любови наступил недолгой. Полумертвого в санчасть сначала, ну а после в ОВГ, где жопу предстоит теперь лечить серьезно, так как туго заживает место.
– Что, Алеша, – силовик заметил, – разве ровня та беда с твоею?
И Емелин промолчал. А Шухов:
– Разумеется, совсем не ровня, – резюмировал, – возможно жопа никогда не заживет у парня, говорят врачи, порою даже невозможно излеченье оной.
Полпути уже прошли, и Шухов, чтоб Емелина отвлечь немного от души переживаний жутких продолжал травить:
– С чекистом нашим, с полковым, беда случилась тоже. Так что, Леш, ты не один сегодня. Быть свидетелем пришлось печали. Заступаю я в наряд намедни, значит в стартовый. Полетов нету. Исключительно чудесный вечер. В преферанс себе сидим играем. Пишем пулю. Вдруг средь ночи тихой слышим ясно, что стреляют где-то. По характеру хлопков, как будто бьет ПМ, вполне знакомым звуком. Навострили на макушке ушки и район определили точно, где стрельба, и был то привод ближний.
Ну, срываемся. Летим конкретно всей компанией туда скорее, на пожарке аварийной дуем. Подъезжаем – вот вам хрен в томате: с пистолетом особист Сашуля в свете фар жмет на курок без толка, все, как видно, расстрелял патроны, израсходовал, чума лесная.
Видя то, что не грозит убийством, полоумного скрутили разом, мимоходом отобравши пушку. Привезли на КДП, а там уж подполковник Балалайкин вот он, объявился и не запылился за коллегою приехал пьяным.
А Сашуля из веревок рвется, горько плачет и орет, что мочи только в легких есть: «Как крыс вас, суки, постреляю! Поглядите, падлы, сколько их понавалял на травке! То же самое и с вами будет, поменяю вот обойму только!»
Затолкали кое-как в «УАЗик» к Балалайкину Сашулю, ну и тот повез его домой скорее, честь конторы не позорить дабы. Сквозь раскрытые машины окна на прощание успел расслышать несуразицу: «Сжирают крысы! А супружница моя в больнице, ненаглядная, лежит, с ангиной!.. Ничего, что я служил в танкистах, контрразведчика характер службы в роде войск любом один и тот же! Так как методы едины наши!.. Развяжите, пидарасы, руки!.. У меня лежит жена в больнице!.. Не до вас тут мне совсем гондонов!»
– Это белая горячка, значит, у товарища. Попрут теперь уж, – оружейник рассудил Аркадьев. А Зернов:
– Он из танкистов правда? – у рассказчика спросил.
– Да, точно, – за него ему стартех ответил, – в гаражах тем сам хвалился как-то под подпитием приличным правда.
– Так что скоро к нам прибудет новый контрразведчик, – кочегар заметил.
– Вот беда кому, – сказал
