потому я ничего не слышу, говорите что, когда танцуем. Извините, так любезны будьте.
«Получается, что зря старался», – недовольно ловелас подумал, прямо-таки оскорбившись даже, а Елена ко всему вдобавок, ошарашила водой холодной из ушата на морозе словно:
– На каком вы самолете, Леша соизволите служить? – спросила, улыбнувшись и хихикнув даже.
Офицер насторожился юный: «Ничего себе вопрос сюрпризный! Бортовой интересует номер стратегической машины фифу! Тайны хочется военной очень!.. Вишневецкий знать не зря, как раз вот на прощание, о ней напомнил. Поострее на макушке ушки будет надобно держать с особой… Что-то здесь совсем не чисто, чую… На шпионку не похожа вроде, – колотило в голове, – а может проверяет то отдел особый. О признании моем дурацком на комиссии, конечно, знают особисты, нет сомнений в этом, и теперь вот достают, канальи. Красной ниткою подстава шита. Вон сексоточку нашли какую… Особисты! Особисты точно!»
А сексоточка веселой птичкой зачирикала:
– Вы так молчите претаинственно, что думать можно предо мной «глухонемой». Не так ли?
Тут Емелин побледнел, а Лена засмеялась:
– Ну какой, однако, вы таинственный «глухонемойчик», то-то сразу вдруг, смотрю, притихли.
За довольно небольшое время службы в армии успел однако лейтенант узнать о том, что так вот называют, с юморком, военных обособленных частей, какие занимаются БЧ с сюрпризом термоядерным и где режимность, разумеется, была повыше, где доплачивали сверх оклада за секретность двадцать пять процентов.
Пот, что выступил на лбу, платочком стер Алеша, и лишь смолкла только симпатичная партнерша сразу, назидательно сказал, с укором:
– Извините, не могу ответить на поставленный вопрос. Не вправе я секреты разглашать такие. Место службы, самолета номер – это, впрочем, не для встречных первых информация, и интерес к ней, нездоровый ваш, меня пугает. Знать должны вы, чем все пахнет это.
– Это точно, – засмеялась Лена, – как не знать мне про такие страсти, коли я почти служу в отделе, за секретами который смотрит.
«Ты, гляди-ка, раскололась утка подсадная и сама вдобавок. Дура конченая, может, просто? – с облегчением вздохнул Емелин. – И чекисты хороши. Как можно желторотым, бестолковым куклам поручать вести дела такие? КГБэшники совсем свихнулись». И спросил, вздохнув, девчонку Леша:
– Ну, а как же вы в отделе этом, нужно думать, так сказать, особом, на общественных началах что ли благородную несете службу?
– Что вы, – снова засмеялась Лена, – кто ж возьмет меня в отдел особый, школу, кончившую только-только, беспартийную еще к тому же? Служит там мой драгоценный папа – подполковник Балалайкин. Вы-то про него должны, наверно, слышать?
– Слышал, – очень удивился Леша, – особист «глухонемых»?
– Так точно, но сейчас ему и полк отдали, потому что особист Сашуля полковой до синевы допился, долакался до горячки белой. На леченье в ОВГ отправлен… Ох, и сколько же секретов сразу это выдала я так беспечно?
