как задумывали.
– Я же говорил: идеальны только планы… О Боже! – Иуда оглянулся на предсмертный хрип римлянина и невольно отвернулся, увидев, как Симон спокойно вытирает меч о траву. – Скажи, это обязательно было делать?
– Что? – не понял Товия.
– Добивать их.
– Конечно! Никакой жалости к врагам Израиля.
Иуда не ответил. Он подошел к Овиду, все еще склоненному над трупом Рувима, почтительно поклонился.
– Привет тебе, Овид – потомок Маккавеев. Я рад, что Господь помог нам спасти тебя.
– Зачем вы это сделали? – спросил спасенный.
Иуда замер, ошеломленный.
– Зачем вы это сделали? – повторил Овид. – Я был готов умереть за свободу, но не хотел стать причиной гибели других. Посмотри, ваш товарищ погиб. А что теперь римляне устроят здесь – в Кане? Они же никогда не поверят, что жители ни при чем.
– Умереть за свободу легче, чем сражаться за нее, – Товия неслышно подошел к ним. – Или кровь славного рода освободителей Израиля иссякла? Или сердце твое утратило мужество, а рука разучилась владеть мечом? Ты нужен нам, Овид. За тобой – потомком Иуды Маккавея пойдут люди, чтобы снова сбросить чужеземное иго. – Нет, – печально покачал головой старик. – Мне много лет, тело мое утратило прежнюю силу, а кровь – жар. Я всю жизнь сражался за свободу и все потерял: дом, семью, друзей. Я искал только смерти, а вы отняли ее у меня, окупили ненужную мне жизнь кровью многих. Я не могу благодарить за это и не пойду с вами. Он отвернулся и медленно пошел прочь.
– Старик! Ты обезумел! Опомнись! – Товия догнал его, схватил за руку. – Почтенный Овид, ты устал, настрадался, я понимаю. Но пойдем к нам, ты отдохнешь, увидишь наших людей, поговоришь со старейшинами и поймешь, где твое место, в чем долг перед Израилем и Господом. Мы жизнью рисковали, чтобы ты был с нами! Старик вырвал руку.
– Нет! Я никуда с вами не пойду. Мне теперь предстоит лишь одна дорога, на которой не нужны провожатые. А вы… Бог вам судья! Прощайте.
Овид зашагал по дороге к холмам. Иуда и Товия в молчании смотрели ему вслед.
– Он что из ума выжил, этот старый дурак? – раздался за их спиной голос Симона.
– Нет, он просто сломался. Он не мужчина больше. Эх, сколько усилий напрасно! И Рувим… Такого бойца потерять из-за этой старой развалины! – галилеянин в досаде плюнул.
– Он сделал свой выбор, как каждый из нас. Выбор за человека никто не может сделать, – тихо сказал Иуда.
Товарищи то ли не услышали, то ли предпочли не заметить этих слов.
Иудея веселилась. Улицы Иерусалима, убранные ради Жатвы[32], напоенные ароматами цветов, которыми так славится месяц сиван[33], были полны народа. Люди улыбались и пели, отцы были ласковы с детьми, в глазах мужей светилась забытая любовь к женам. Светлый праздник разбередил усталые души иудеев, заставив их забыть на
Праздник Шаувот (Жатва или Пятидесятница). Его основной религиозный смысл – дарование евреям Торы на горе Синай на пятидесятый ден исхода из Египта. В этот день отмечалось окончание сельскохозяйственного цикла. В Храме делали приношение пшеницы нового урожая.
Месяц еврейского года, соответствующий маю – июню и зодиакальным Близнецам.
