современной и клевой. Такой клевой, что пришлось запирать ее в цейхгаузе у Сдобного. Чтоб не сперли всякие ухари типа Дикого.
Оружие тоже не подкачало. Четверка лихих и неудержимо крутых перцев, решивших потоптать Зону, проклятую Господом Богом и людьми, подошли к этому вопросу творчески. И финансово серьезно. АК-25М. АК, за ногу его, двадцать пять «эм», еще не появившиеся на вооружении «спецов» отдельного полицейского. Ну и прочего понемногу.
Чума, честно заплативший Греку за свой прокачанный «варяг» и модифицированный там же АК-12, искренне ненавидел офисную шушеру, тратившую такое бабло просто на «развлечься». И, само собой, этого тоже не скрывал. Самой хлюзде туристов, здоровенному и жуть как трусливому облому, откликавшемуся на Пашу, от этого плохело. Ибо Чума, ничтоже сумняшеся и прикинув на глазок размеры и прочие ТТХ Паши, так и заявил:
– Помрешь – мое будет.
Как тут не хлюздеть, а? То-то, что никак. Вот Павел и хлюздел.
Урфин почесал щеку. Насколько смог достать через совсем уж нагло отросшую бороду. Эксперимент по ее отращиванию удался. Жесткий черный веник грозился перейти на грудь. Бродяги одобрительно кивали головами и не торопились повторять эксперимент, девчонки в «Солянке» вздыхали и старались обходить Урфина стороной. Единственной женщиной, радовавшейся бороде Урфина, стала Прилепо. Но Прилепо вообще радовалась усам, бородам, бакенбардам и даже подусникам. Потому как держала одну из трех местных цирюлен и зарабатывала именно на мужских дуростях с растительностью на голове и лице.
Зато борода не издавала шороха. Того самого.
– Эй, засранцы? – вежливо позвал Бибер. – Скоро отстреляетесь?
Урфин скрипнул зубами. Потому как никто не ответил. И еще почему-то он уже не видел макушки страхующего.
– На месте. – Он повернулся к оставшимся. – Чума, прикрывай.
– Это Бибера дело.
– Прикрывай, говорю.
Бибер, Бибер… Пацан он, этот Бибер. Черта лысого взял бы в хрено-сафари, если б подвернулся кто другой. Хотя кто? Хэт, что ли? Такая же зеленая сопля, выдержка в Зоне полгода, гонора и самомнения как у старика. Тьфу…
Шорох, шорох… Листья под ногами. Серо-желтые листья больных деревьев. Скрученных совершенно невообразимо. Потрескивающих, когда нет ветра, и неслышимых в вихрь. Серо-серебряных, смоляно-черных и изредка кирпично-красных. И сбрасывающих листву постоянно. Ведь осень в Зоне вечна.
Остатки кирпича, обглоданным огрызком торчавшие впереди, басовито гудели. Поднявшийся ветер сделал две вещи. Как водится, и хорошую, и плохую. Разогнал все мерзкое и поставил Урфина по ветру. Ничего не почуешь, как ни старайся. И вой еще этот через прорехи раскрошенных останков чьего-то бывшего дома.
Он не оглядывался. Знал, Чума сработает как надо, прикроет и присмотрит за тройкой, включая крутого зеленого Бибера. А сам Урфин тряхнет стариной, глядишь, та не отвалится. И проверит: а куда там подевались
