Кротов учил Катю разбираться в винах и играть в карты. Ей неожиданно понравился покер, и они частенько теперь коротали зимние вечера за игрой.
В один из таких вечеров Черепов провожал Катю домой после дружеского турнира. Падал снег. Сапоги проваливались в него, хотелось сбежать вместе с этой красивой девочкой, оторваться от охраны, играть в снежки и обо всем забыть. Но вместо этого он просто медленно шел рядом с Катей, чеканя шаг. Он даже боялся взять ее за руку.
– А вы когда-нибудь бывали в Нью-Йорке? – спросила девушка.
– Умоляю, прекрати. Когда ты говоришь мне «вы», я чувствую себя древним стариком.
– Прости, я больше не буду. Так был ты в Нью-Йорке, Андрей?
– Однажды. Город хорош, но мне там было неуютно.
– Почему?
Черепов на секунду задумался.
– Потому что это не мой город. Нью-Йорк – ярмарка тщеславия. А я – простой магаданский парень.
Катя заливисто и громко рассмеялась. Так искренне он это сказал.
– Когда тебе лететь?
– Через неделю я должна буду подписать контракт. В принципе, все уже готово…
– Значит, у нас осталась всего неделя?
Катя вздрогнула. Она одновременно желала и боялась того, что произойдет дальше.
– Думаю, не только неделя. Мне кажется, что бы теперь ни случилось, мы всегда… будем друзьями.
Она отчаянно боялась его и вместе с тем надеялась, он все же решится. Это было странное, ни на что не похожее чувство.
– Я сейчас кое-что скажу, – начал Черепов. – И хоть это будет совершенно не то предложение, которого ты достойна. Оно даже не сравнится с нью-йоркским контрактом, но я никогда не прощу себе, если этого не скажу. Если хотя бы не попытаюсь. Выходи за меня. И я буду для тебя жить. Но модельный бизнес придется оставить. У меня есть один существенный недостаток: я очень ревнив. Впрочем, если захочешь, я куплю тебе собственное модельное агентство. Будешь устраивать конкурсы, искать интересные лица, или чем там еще они занимаются…
Кате не хватало воздуха. Ей отчаянно хотелось крикнуть «Да!». Крикнуть громко, чтобы было слышно в соседних дворах, в автомастерской, во всех бараках. Она чувствовала, что Черепов – тот самый. Но это противоречило всему, что она так долго планировала, чего добивалась, к чему шла. Согласиться значило бы выпустить из рук ту хрупкую соломинку, которая должна была помочь спастись не только ей самой, но и ее маме и сестрам.
Если она согласится, а потом вдруг что-то пойдет не так, они все лишатся этого шанса. Мама, возможно, умрет. Страшно даже представить, что она может умереть здесь, в бараке.
Согласиться – значит, отдавшись водовороту, во всем положиться на волю судьбы.
И в то же время так отчаянно хотелось верить Андрею. Верить, что впереди их ждет только хорошее.
Она плакала от растерянности, и он вдруг обнял ее. И впервые поцеловал. Уже после того, как сделал предложение.
