узнала?
– Я…
Она смутилась. Зачем-то поправила на голове берет, который после этого совсем съехал назад и набок, выпустив ей на лицо пряди густых светло-русых волос. – Я… я следила за вами. Еще тогда, летом…
– Следила! О господи!
– Да… Не подумайте ничего плохого…
Э-э нет, подумал я, речь-то как раз идет о чем-то «плохом». То, что тогда, летом, эта Мурашко пребывала по отношению ко мне в состоянии «втюрившись», – это я, конечно, подозревал. Но следить за мной! Да с какой целью?! Невольно в памяти возникла сцена из итальянского фильма: разъяренная матрона выслеживает отвергнувшего ее любовь мачо и с криком: «Так не доставайся же ты никому!» – выплескивает ему в лицо банку серной кислоты, и лицо это сползает с черепа, как пластилиновая маска… Бр-рр!
Невольно я провел рукой по своему лицу. Слава богу, оно еще цело. Гкм-х. Что ж, можно продолжить разговор.
– Так, значит, следила, и что?
– Я хотела все о вас знать. Где живете, с кем. Кто у вас бывает. Я видела всех ваших женщин. Я смотрела на них, чтобы узнать, какой надо быть, чтобы… чтобы заслужить ваше внимание.
– Хм! И что, пришла к какому-то выводу?
– Нет… Они все такие разные…
Что правда, то правда. Однообразие мне претит.
– Стасик, если можно, пожалуйста, поедем, – взмолилась она вдруг. – Мне так много нужно вам сообщить… Честное слово, вы не пожалеете. Это такой ужас! Вы мне еще спасибо скажете.
Рита говорила путано, но, что правда, то правда, весьма интригующе. Подчиняясь ее настойчивому, хотя и плаксивому тону, я завел машину.
И мы поехали. Ко мне.
Наверное, следует сказать, живу я в отдельной квартире в самом центре Москвы. Тверская, если быть точным, и уж это-то говорит само за себя.
Вопрос для клуба знатоков «Что? Где? Когда?»: «Как и за какие заслуги скромному журналисту, специализирующемуся на не самых крупных расследованиях, удалось обзавестись весьма приличной квартиркой на «золотой» улице российской столицы?»
Знатоки думают минуту, берут дополнительную минуту, потом берут музыкальную паузу – и в конце концов, махнув рукой, отвечают: «Журналисты, как известно, люди все насквозь продажные, вот с продаж-то указанный репортеришка и обзавелся шикарными апартаментами».
И попадают в «молоко»: во-первых, я, может быть, и рад бы так дорого продаться (и даже не один раз), да вот желающие меня приобрести покупатели в ряд не стоят – может, ждут сезонного снижения цен. А во-вторых, когда у человека есть Мамона – так, едва ли не с самого детства я называю свою мать, и ошибется тот, кто решит, будто я именую ее так без уважения, – и ее муж Вениамин Андреевич, то многие проблемы в жизни этого человека решаются сами собой.
Результат: один – ноль в пользу телезрителей…
Мамона работает смотрительницей зала итальянской живописи в Пушкинском музее, а мой отчим Вениамин Андреич трудится в том же музее экспертом-реставратором. Они встретились и полюбили друг друга лет пятнадцать назад – хотя, убей меня бог,
