металлическими ставнями коммунистической морали. Рыжий пропустил вперед собак, затем прошел сам, придерживая дверь, кивнул головой Петру – этот знак означал: следуй за нами. Квартира оказалась на первом этаже, входная дверь сразу же выдавала своего владельца: утеплитель был весь грязный и ободранный когтями собак, из-под висящих лоскутов торчал подожженный черный ватин. Пройдя внутрь, Петр подумал:
– Это логово, конечно, не царская опочивальня, но для первоначального знакомства с Питером, вполне достойная конура.
За свою жизнь ему довелось повидать и побывать в более худших заведениях, а чему-то удивляться давно уже разучился. Жизнь ломала через колено, от княжеской жизни до трущоб, от апартаментов до тюремных нар и обратно.
– Что же, достойные палаты, главное – не дует и отдельные шконки, – произнес он, как бы заранее благодаря за гостеприимство хозяина двушки. Но тот насупившись, только угрюмо кивал.
– Да, налаживание дипломатических отношений – это когда устрицы на завтрак в Париже, а понос в России… Виски на ужин в Москве, а понос во Франции – выдал диагноз экскурсант и продолжил музейный осмотр. Из мебелишки в зале стоял шифоньер, еще совкового производства, шкафчик под посуду на скошенных круглых ножках. Посредине комнаты, как центр вселенной, выделялся круглый стол, накрытый белой кружевной скатертью. Вокруг него стояли деревянные черные стулья, в количестве четырех штук. В центре стола, как волчок рулетки, сверкала хрустальная ваза с выцветшими пластмассовыми розами, в углу на тумбочке расположился небольшой телевизор, накрытый цветастым платком. К противоположной стене был приткнут потрепанный диван-кровать с проваленными пружинами. Словно далекое детство холодком пробежалось по спине Петра. Вспомнился детский дом, там также было уютно по-домашнему, благодаря заботливым воспитательницам, которых уже давно нет на этой грешной земле.
– Ностальгия, это воспоминания о несбывшихся мечтах – выдохнул Князь и даже перекрестился. Он шагнул в соседнюю комнату, где его взору предстала более трогательная картина: сразу же в глаза бросились войлочные цветные коврики, висевшие над двумя панцирными кроватями, там тоже стоял в углу старый шифоньер, еще ручной работы какого-то местного краснодеревщика. На полу были тканые половики, а в зале посередине валялся истертый временем и зашмыганный ногами ковер, и рисунок на нем больше походил на какие-то выцветшие разводы, перемешанные с маслянистыми пятнами, залившими восточный орнамент.
– Да… – как бы скорбя, произнес Князь и добавил:
– Восток может и тонкое дело, но их подвальные травяные блохи, что заселили этот шерстяной рассадник, ничуть не тоньше наших и жалят также.
Над окнами висели деревянные круглые карнизы со шторами, напоминающими большие засаленные полотенца для вытирания рук. Домашний интерьер, словно вынырнул из семидесятых, это больше походило на театральную атрибутику, как будто жизнь разыгрывала заново сцену всеобщего равенства. В обстановке квартиры все же прослеживалась женская рука, и Петр задал наводящий вопрос:
