туманных кустов, однако большинство растений было ему незнакомо. Он долго любовался крупными густо-алыми цветами: при малейших порывах ветра они съеживались, а в минуты затишья снова расправляли лепестки.
Занималось раннее утро. Просторный, украшенный тысячами цветов ресторанный зал пустовал. Кроме самого Рэна и невероятно общительного соремийца, покачивавшегося в легкой коляске, здесь не было ни души.
Рэн и прежде встречал соремийцев – маленьких, юрких, похожих на ящерок с человеческими лицами. Эти хрупкие создания были заядлыми путешественниками. Правда, сила тяжести на Линтии (как и на многих других планетах) оказалась для них слишком велика, а потому соремийцы не расставались с антигравитационными колясками.
Соремиец появился в ресторане минутой позже Рэна, оглядел пустой зал, потускнел – в буквальном смысле, настроение соремийцев передавала их окраска – из бронзового стал бледно-серым. Затем он приметил Рэна, просиял – то есть залился ярким серебристым светом – и направил коляску прямо к столику.
– Разрешите причалить? – спросил он на всеобщем языке.
Рэн кивнул.
– Пожалуйста, присажи… Располагайтесь.
Соремиец расположился напротив и принялся непринужденно болтать.
– Замечательное утро, и погода чудесная. Весна в этих краях ослепительна. Сколько цветов, сколько ароматов… Правда, ночи еще ледяные. Дочь уговаривала меня повременить, дождаться тепла, но я отказался. Промедлить? Так можно пропустить и месяц звенящих трав. Неправда ли, восхитительное название? Простите, я до сих пор не назвался. Чешуйчатый хвост, стегающий врагов, так меня зовут. Сокращенно – Стегающий.
– Капитан Рэн.
– Простите, ваше имя что-нибудь означает или это случайное сочетание звуков?
– На моем языке «рэн» корень слов – недремлющий, беспокойный.
Соремиец в упор уставился на Рэна, словно ища соответствие между капитаном и его именем, а затем пожелтел от недоумения: Рэн выглядел на редкость беззаботно, лицо его так и лучилось добродушием.
– Вы впервые на Линтии? – полюбопытствовал соремиец.
– Да.
– Прибыли по делу? Или путешествуете?
– Вообще-то я лечу на Тумну. Просто хотел пополнить запасы. Сначала думал высадиться по соседству, на Фиоре. Но там я уже был, а потому предпочел Линтию.
– И правильно. На Фиоре вечно хлещет дождь.
Соремиец передернул тонкими лапками.
– Зато на Линтии – какая красота, – продолжал он, воодушевляясь. – Глаза не устают радоваться. Здесь все чудесно… Если не считать, конечно, человеческих жертвоприношений.
Рэн отставил чашку. Улыбчивый соремиец умиротворяюще вскинул передние лапки.
– Не пугайтесь, пришельцам такая участь не грозит. Подобной чести линтийцы удостаивают только соотечественников.
– Неужели от этой чести никто не пытается уклониться?
Улыбка на губах соремийца несколько поблекла, и сам он заметно выцвел.
– Насколько мне известно – нет. Не всякий достоин служить богине. Только самые богатые, самые влиятельные граждане Линтии имеют право принести на алтарь собственных детей.
– И… – Рэн проглотил сухой ком в горле. – Приносят?
Соремиец утвердительно наклонил голову.
– Собственных детей? – не верил Рэн.
– Усыновленных, – негромко уронил соремиец.
– Что?
– Богатые усыновляют ребенка каких-нибудь бедняков. А потом приносят в жертву, как собственную плоть и кровь.
Рэн поднялся из-за стола, окончательно потеряв аппетит. Гневно спросил:
– Неужели никто из соседей Линтии не пытался положить этому конец?
Соремиец смотрел на него снизу вверх, по-прежнему улыбаясь, но оставаясь бесцветным.
– Политика невмешательства, друг мой. Вы же знаете, как трудно было установить мир в Галактике, и как теперь боятся его нарушить. Первый принцип: жители одной планеты не имеют права вмешиваться в дела жителей другой планеты.
– Даже в таком чудовищном случае?! – вскипел Рэн.
– Вы землянин? – с безмятежной улыбкой осведомился соремиец.
– Да.
– Если не ошибаюсь, на Земле существует варварский обычай поедать убитых животных. С нашей точки зрения, это преступление. Но мы же не объявляем вам войну.
– Нашли сравнение!
– По-вашему,
