наследия.
– Не только платья, – напомнила Калев. – Драгоценности Марианн, графини Мобри, дочери графа Блекморана, все еще лежат в сундуке.
– Я даже не хочу думать о том, что их придется продать. Это… мама мне оставила. Я и так растратила все приданое, поддерживая Дауф. Деневульф, будь он…
– Не проклинай брата. Он молод и глуп.
– Зато я уже старая дева. Еще и без приданого.
– Ты бы все равно не бросила Дауф на произвол судьбы, – заметила Калев.
– Ты права. Но вот счастливее от того, что я выполняю свой долг надлежащим образом, я не становлюсь. И моложе тоже.
Римильде уже исполнилось двадцать пять. Какой мужчина захочет взять ее замуж? Да и не до замужества тут, выжить бы. Ах, Деневульф…
– Одевайся, – Калев не желала продолжать этот разговор. – Ужин остынет.
– И Филипп вскипит, – съязвила Римильда.
– Да пусть хоть сгорит…
– В адском пламени.
– Этого ему не избежать, не избежать.
– Добрая ты, нянюшка.
Калев пожала плечами и подала Римильде нижнее платье.
Алое сукно, подбитое мягчайшим хлопком, небольшой шлейф, узкие рукава. Римильда повернулась спиной к Калев, чтобы та могла зашнуровать лиф. Верхнее платье было розовое, расшитое алым шелком. Листья аканта, ядовитого плюща, свивались в сложный узор. Квадратный вырез верхнего платья оставлял открытым воротник нижнего, украшенный золотым шитьем в виде все тех же листьев аканта. Зеркала в комнате не было, Римильда давно его продала, так что пришлось положиться на слово Калев:
– Все в полном порядке. Ты красавица.
– Мне не нужно быть красавицей. Мне нужно быть умницей.
– Этого никому у тебя не отнять. И никаким платьем не испортить. Идем. Пора.
Отец и сын Каллены выглядели потрепанными и усталыми. Старик, еще крепкий, но весьма и весьма печальный, и его наследник – пока есть что наследовать, – мрачно оглядывавшийся по сторонам. К сожалению, в последнее время обстановка в замке оставляла желать лучшего: все мало-мальски ценные вещи пошли на продажу.
– Миледи… – оба арендатора склонились в глубоком поклоне.
Римильда гордо подняла подбородок:
– Я знаю о ваших бедах. И постараюсь помочь. Очень постараюсь.
– Миледи, вы всегда помогаете, но я боюсь, что…
– Что у меня нет денег?
Римильда старалась быть спокойной, однако гнев закипал неудержимо. Разве посмели бы эти крестьяне так говорить с Деневульфом? Да никогда в жизни! Да, она женщина. Да, у нее нет денег, но она – их хозяйка. Их госпожа!
– Простите нас, миледи… – Старик даже попятился, почувствовав ее гнев. Молодой крестьянин держался лучше, и Римильда произнесла, обращаясь преимущественно к нему:
– Я отремонтирую ваш дом. Я – леди Мобри, хозяйка Дауфа. Мое слово – дороже денег.
– Да пребудет
