совершенно так же, как это делают больные или спящие при стоне, с закрытым ртом. Направив таким образом звук в маску и в носовые раковины, я открываю рот и продолжаю мычать, как раньше. Но на этот раз прежний стон превращается в звук, свободно выходящий наружу и резонирующий в носовых раковинах или в других верхних резонаторах маски».
Все эти приемы были проверены мною на собственном опыте с целью найти тот характер звука, который мне мерещился.
«Работа по постановке голоса заключается прежде всего в развитии дыхания и звучания тянущихся нот»
Были и случайности, направлявшие мои поиски. Так, например, в бытность мою за границей я познакомился с знаменитым певцом. Однажды в день концерта ему показалось, что его голос не звучит и что он не сможет вечером петь.
Бедняга просил меня сопровождать его на концерт и научить, как выйти из положения в случае беды.
С холодными руками, бледный, растерянный, концертант вышел на сцену и запел превосходно. После первого номера он вернулся за кулисы и там от радости выкинул ногами антраша, весело подпевая при этом:
– Пришла, пришла, пришла!
– Что, кто пришла? – недоумевал я.
– Она самая!.. Нота! – твердил певец, разбирая свои тетрадки романсов для следующего номера пения.
– Куда пришла? – не понимал я.
– Сюда пришла, – сказал певец, указывая на переднюю часть лица, на нос, на зубы.
В другой раз мне довелось быть на концерте учеников известной учительницы пения и сидеть рядом с ней. Благодаря этому я стал близким свидетелем ее волнения за своих питомцев и питомиц. Старушка поминутно схватывала меня за руку, нервно толкала локтем и коленкой, когда ученики делали не то, что нужно. При этом бедняжка все время повторяла со страхом:
– Ouchla, ouchla! (то есть ушла, ушла!) Или, напротив, радостно шептала:
– Prichla, prichla! (пришла, пришла!)
– Кто, куда ушла? – не понимал я.
– Nota ouchla ν zatiloc, – говорила мне на ухо испуганная учительница или, напротив, повторяла радостно:
– Prichla, prichla ν morda (пришла в морду, то есть в маску лица).
Вот эти два случая с одними и теми же словами «пришла» и «ушла», «в маску» и «в затылок» запомнились мне, и я стал допытываться на собственном опыте: почему так страшно, когда нота уходит, и хорошо, когда она приходит назад в маску.
Для этого надо было обратиться за помощью к пению. Боясь беспокоить живущих со мной, я производил опыты в четверть голоса, с закрытым ртом. Эта деликатность принесла мне большую пользу. Оказывается, что вначале, при постановке звука, лучше всего тихо мычать в поисках правильного упора для голоса.
Первое время я тянул лишь одну, две, три ноты медиума, упирая их во все точки резонаторов маски, которые мне удавалось ощупывать внутри. Это была долгая, трудная и пытливая работа. В одни моменты казалось, что звук попадал куда следует, в другие же минуты я замечал,
