rong>стихи в прозе (посвящённые любимой женщине).
Я по миру блуждал, у меня не осталось сомнений. Я свободы искал, но пленён был тобой. И хотел бы бежать, да куда убежишь? Куда убежишь от пьянящего, чудного взора, глаз твоих бесконечно игривых. Твои волосы, точно ручьи Ниагары, сливаются в общий бурный поток, водопадом срываясь в мои беспокойные сны. Дивный рот твой, точно спелый растрескавшийся гранат, сочной влагой манит и влечёт и чарует. Самых лучших жемчужин со дна всех морей, не пожадничала мать-природа, что бы зубы перламутром держали мой взор на тебе навечно. Всех цветов лепестки и оттенков из разных сторон я искал, чтоб сравнить их с губами твоими, но тщетно, слишком грубы, цветы оказались, чтоб в сравнении быть с красотою и нежностью губ дорогих и желанных. Прозрачнее летней россы на лугах, слёзы твои. И бриллиантами день озаряют. А улыбка, о, чудо! Даже самую длинную, ночь, пробуждает. Ты таинственна и нежна. Ты сама точно белая ночь над Невой. А походка легка и игрива. Кожа как у девы невинной, шелковиста, атласна, прекрасна, прекрасна. Плечи хрупкие и пленительные. Упругие груди как блюдца, упрямо торчат и трепещут от поцелуя, а сосочки трепетные как лепесточки. Живот тёплый, смелый, желанный. Спина, жаждущая поцелуев сладчайших. Гибкий стан твой как молодой кипарис, гнётся до самого ложа земли, не ломаясь. Тонкой талией ты захватила меня врасплох. Сердце бьётся быстрее, когда ладони коснутся ягодиц твоих праздных, упругих, дерзко и смело. На колени паду, чтоб коснуться губами смелых бёдер твоих бестыжих. Голени и запястья, точно трости побегов бамбука. Сколько жизни в тебе, сколько света и звука. Аромат твой словно опий, одурманил и сделал безвольным раба твоего. Слова твои прямо в сердце спешат, поселяются там и живут, возбуждая всю ночь напролёт на века. Мне бы уши закрыть, чтоб не слышать тебя, мне глаза бы закрыть, чтобы не замечать, но невозможно не слышать тебя, не хотеть. Даже если захочется сильно, то глаз от тебя отвернуть не смогу, не сумею. Ты прекрасна как океан, как равнины и горы, как ветер и шелест травы. Ты вся роскошь Вселенной, а я? Кто я? – Еле видимый свет, едва уловимый звук, в пятьдесят каких-то там лет, это я, твой Гайдук.
– И зачем тебе быть мужчиной.
Если Бог тебя сделал женщиной?
Ты почувствуй себя вершиной.
Чтоб единственным быть покорённой.
Ощути себя травами сочными.
Под могучими лапами львиными.
Будь тем флагом, одним и единственным.
На который, в равнении неистовом.
Гордость чувствуют сотни и тысячи.
Гимном будь на устах торжественным.
Что поют в дни печали и радости.
Глиной мягкой в гончарных руках.
Словом будь у поэта в стихах.
Песней летней у всех на устах.
И румянцем на детских щеках.
Будь ручьём к океану стремящимся.
Будь огнём или дымом клубящимся.
Или парусом, ветром наполненным.
Урожаем, с любовью взращенным.
И зачем тебе быть мужчиной?
Если Бог тебя сделал женщиной.
p.s. – Слишком скудным оказался Великий русский язык, что бы смог я сполна искупать тебя в реках любви, водопадах желаний и сокровищницах комплиментов. Моя Ниагара, Кама-Сутра и Фудзияма.
Тик-так
Тик-так, тик-так, время не сбавляет шаг.
Сумерки сгустились паутиной.
Не полностью задёрнуты гардины.
В окне растущая луна, одна.
Ночь и правит тишина.
Деревья чёрными ветвями бьют в окно.
Все как будто бы для них предрешено.
Ветер уныло поёт в трубе.
Я невольно вспоминаю о тебе.
Тик-так, тик-так, время для меня сегодня враг.
Стена синоним слову «тишина».
Но тишина, увы, не для меня.
За стеной ребёнок плачет, не унять.
Мать покормит чадо и в кровать.
И уснёт ребёнок у груди.
И проспит спокойно до шести.
А часы тик-так, тик-так.
Я все не могу заснуть никак.
Вот уж фонари погасли за окном.
В комнате светает, что потом?
Снова
