обязательно, ведь я же жду.
А как можно обмануть ожидание?
Невозможно даже подумать, чтоб обмануть.
Иначе никто бы не ожидал.
А так ожидают все.
И вот что я думаю: может быть, я не так вглядываюсь в происходящее?
Может быть, оно уже лежало передо мной, кудлатое, а я не заметил, опрометчиво перешагнул, и теперь придется дожидаться очередного шага или круга, потому что оно только так до нас и доходит: по кругу шагами?
Не оставляет ощущение, что я что-то найду. Неизвестно что, но что-то огромное. Может быть, оно свалится передо мной? С грохотом. Как вы считаете? Оно свалится – я только руками разведу: мол, ничего не поделаешь, подфартило. Конечно, это я так, напускаю на себя, а сам-то я рад буду до смерти, ведь мы же созданы для такой неожиданной радости и дополнительного счастья. А иначе для чего бы нас создавать? Лоб узкий, и мысли все о доме.
А желания – о тепле.
Потому что хочется его.
Чтоб пришел, сел и – разлилось по позвоночнику.
Почему-то хочется его именно для позвоночника. И чтоб сначала незаметно так, а потом чтоб затопило-захлестнуло, и только повернулся, как вспыхнула радость.
Она ведь всегда вспыхивает, как учит нас бытие рогатое, именно на поворотах, потому что поворот – он же для радости.
А бывают радости и вовсе необъяснимые. Хорошо так, что и сказать ничего не можешь.
Может быть, это от солнца. Наверное, от солнца. Конечно, от солнца. Вот взошло оно – и уже хорошо. И каждый вздох только о будущем, которое обязательно прекрасно.
Только воздух ворвался в альвеолы и принялся их заполнять, как немедленно подумалось о том, что это неплохой признак и есть надежда на то, что он заполнит их полностью.
А потом он задержится в самой верхней точке и пошел на выдох.
Но выдох я не люблю.
Раз уж дали возможность вдохнуть, то в этом что-то есть от того, что тебе дали в долг, а теперь необходимо отдавать. Жалость какая-то. То ли себя жалко, то ли жалко вообще. Так что хочется держать его там как можно дольше.
Правда, следующий вдох обещает вроде бы еще большую радость и ради этого можно, конечно, выдохнуть предыдущий.
Пожалуй, можно.
И еще, пожалуй, в этом-то и состоит, как мне кажется, некоторое преддверие в ожидании чуда, или вера в преддверие, или мы сейчас, может быть, описали сам механизм возникновения такой веры в такое преддверие.
И оно появится, разумеется, – это я опять о чуде.
Но, как уже говорилось, оно появится только на вдохе и только после необъяснимой радости.
Депрессия?
Какая, на хер, депрессия?! И это ты так лежишь, потому что депрессия?
Да ты с ума сошел! Какая на асфальте может быть депрессия?
Я на катер бежал. Это был последний катер. Он уходил в двенадцать ночи. Меня отпустили со службы так, чтоб я не успел, а я добрался.
Восемь километров бегом, на повороте сел в автобус, сорок минут на нем езды и, как из него вылез, до бухты
