не помнит.
– Вы нас поймите. Мы школа специальная, для деток, которые не могут усвоить программу общеобразовательной школы, – Надежда Петровна пыталась перевести разговор в деловое русло, понимая, что отец колеблется, рассказывать все или нет. – Данила имеет проблемы в восприятии знаний. Поэтому он у нас.
– Да нет. Он нормальный, не дурачок, – улыбнулся отец. – Просто не хочет учиться.
– Но вы ведь не специалист, чтобы диагнозы ставить или снимать, – директор внимательно посмотрела на этого человека, прибитого жизнью к земле то ли нищетой, то ли судьбой, то ли собственной бесхребетностью. – Если нужно, чтобы ребенок у нас учился, и специалисты направили к нам, значит, будет учиться.
– Я ж не против! Пусть учится. Но ко мне никаких претензий.
– А почему у нас должны быть претензии? Мы разных детей видели и видим, – Надежда Петровна пыталась найти с отцом мальчика общий язык, но он противился каждому ее шагу. – И, к слову, это все вещи Данилы? – и она показала на маленький целлофановый пакет.
– Да, все. Больше нет ничего.
– Но Данила не сирота, и вы у него есть. Мы берем на государственное обеспечение только детей-сирот. Поэтому я вас предупреждаю, после выходных, а вы обязаны его забирать в выходные, мальчик должен быть чистым, опрятным, с выстиранными вещами, готовым к новой учебной неделе в школе и жизни здесь. Вы понимаете?
Отец кивнул.
– Сегодня мы дадим парню школьные принадлежности, но на следующей неделе вы должны купить и принести их. Ясно?
Директор снова сделала паузу.
– Вы собираетесь трудоустраиваться?
– Посмотрим.
– Поймите. «Не посмотрим», а крайне необходимо это сделать. Для вас. Для ребенка, – Надежда Петровна вздохнула, понимая, что трудно достучаться до человека, который полжизни провел «на зоне». – А кто за Данилой присматривал, пока вы были в тюрьме?
– Моя родная сестра.
– Она здесь живет, в поселке?
– Да, здесь дом родительский.
– Кто хозяин?
– Я, сын, она с дочкой. Вот за Данилой и приглядывала, пока я «сидел». Как родила, так и перестала на льду выступать.
– На льду? – директор еще никогда не видела в родственниках своих воспитанников фигуристку.
– Да, на льду. Она за границей даже выступала, – мужчина стал как-то мягче, вспомнив сестру. – Одна из нас в люди выбилась.
– Вот как! Это хорошо… – директор вновь вернулась к бумагам. – А скажите, пожалуйста, только вы не обижайтесь, здесь в характеристике написано, что мальчик склонен к воровству. Это правда?
– Ну, правда.
– И что же нам делать с этим? Я даже свой кабинет не закрываю, когда хожу по школе, – она посмотрела в окно, где на площадке маленькие дети вместе с воспитателем играли в мяч.
– Что хотите, то и делайте, – он даже хохотнул. – Ничего у вас не получится. Я вор. И этот
