еще не время мне умирать. Чувствовал, что потенциальным убийцам меня трогать не интересно.
Разрыв цепочки событий, которая должна была привести меня к неминуемой гибели, можно было назвать чудом. После этого я осознал, насколько сильно люблю жизнь. Не первый раз мне угрожала опасность, но ценность жизни я понял именно в тот момент, когда в очередно раз чуть её не лишился.
Я через дверной проём, когда убедился, что бункер пуст. Мародёры шумели внутри недолго, точно нельзя сказать, сколько, но не больше пяти минут. Я обрадовался, думая, что снова окунусь в уютную атмосферу старого семейного гнездышка и, выйдя, увидел разбросанные вещи и сломанную мебель. В груди защемило, и я осторожно пошёл, огибая оставленный после грабежа хлам.
В прихожей тонул в луже собственной крови старик, его пустые глаза устремились на меня, и я почувствовал приступ рвоты. «Дурацкий противогаз!» – Больше не вынося тесноты резиновой маски, я сорвал её с лица, и стал хватать ртом воздух, чтобы сдержать рвотный позыв. Я испытывал смешанные чувства, не понимая, кого любить, а кого ненавидеть, будто бы внутренние программы, отвечающие за настроение, дали сбой. Меня спасли те, кто убил невинных людей, и убийцей теперь, себя ощущал почему-то я.
Мне казалось, что это случилось из-за меня. Стараясь не смотреть на мертвеца, я с ужасом оглядывал бункер, боясь наткнуться на тело бабушки. Где она была, можно было только догадываться. Проходя в комнату с телеграфом, я коротко столкнулся с безжизненным взглядом бабушки, которая мелькнула в дверном проёме, ведущем на кухню. Сердце заколотилось усерднее, и у меня возникло сильнейшее желание как можно быстрее отсюда уйти.
Я вошел в комнату с телеграфом, и она почти не изменилась. Кроме стола и телеграфа брать было нечего. Телеграф… Шон знал, как им пользоваться и, давая мне инструкции, направлял в действиях. Когда последняя процедура была выполнена, я нажал на рычажок, и машина даже не колыхнулась.
– Прекрасно! – Крикнул я, стукнув телеграф.
– «Разберемся», – Шон попытался меня успокоить. – «Пошли пороемся в их бумагах, наверняка там есть инструкции. Дальше того, что мы проделали уже, я ничего не знаю. Нужны подсказки».
Я послушал его, ведь больше делать было нечего. Где были другие бункеры, были ли они, есть ли в них устройства связи, я не знал, и если мы не разберемся с телеграфом здесь, то попадем в тупик. Конечно, можно было бы устроить засаду на патруль, и забрать у них рации, но это было более рискованным предприятием.
Я осторожно выглянул в гостинную, держась за дверную раму, будто бы боясь, что внутри ещё кто-то остался. Убедившись, что никого нет, и сказав себе, что призраков не бывает, я вошёл в гостинную. Пусть не было ничего из того, что угрожает явно, на душе всё равно было тревожно.
Первое, что я вспомнил, и первое, что казалось мне наиболее адекватным источником информации – стол с бумагами, где лежал дробовик. Я направился туда, и, подойдя к столу, обнаружил, что дробовика уже нет, и
