Иваныч сказал, что подумает. Король Лир, которого он изначально намеревался ставить, был самым любезным его сердцу сочинением, он давно сделал перевод его на российский язык. Наверное, он отождествлял себя с ним; у него и в самом деле была в Москве замужняя дочь, которую он называл, в зависимости от настроения, Гонерильей или Корделией; меня же, полагаю, он мыслил за верного королевского шута.
– Как ты думаешь, Сенька, – спросил он, созерцая удаляющуюся недорослеву повозку с хохочущими кокетками, – есть ли предел человеческому жестокосердию? Существует ли Божия правда на земле?
Я отвечал словами из пиесы: правда – это дворовая собака, которую выгоняют хлыстом, а госпожа борзая может оставаться у камина, даже если воняет.
От мысли поставить Лира Аристарх Иваныч отказался, но и Расину не высказал благоволения; он вообще недолюбливал французских авторов. Вместо этого Аристарх Иваныч решил разыграть в парке, примыкавшем к нашему дому, аллегорическое действо: в темный лес, населенный животными страстями, является отшельник с факелом. Страсти были животными в прямом смысле этого слова: Медведь изображал алчность, Волк – жестокость, Лиса – коварство; отшельник же был Петром Великим, и огнь в руке его символически означал просвещение и укрощение страстей силою человеческого разума. Мне было поручено исполнять роль лесного эльфа, эдакого Хора, поясняющего сюжет и полностью выписанного Аристархом Ивановичем из Шекспира. С подробным текстом сей аллегории я послан был к недорослям. Я был уверен, что Клеман и его кокетки примут идею в штыки. Однако все получилось совсем наоборот.
– О, маскарад! – воскликнул недоросль. – Чу́дно, чу́дно! Я буду Волком. Палашка! Сходи к портному, пусть немедля явится ко мне… Эй ты, скот, как тебя там, передай Аристарху Иванычу консидерабль ремерсимон[30] и еще в подарок вот эту французскую книжку.
Я сказал, что лучше не дарить Аристарху Иванычу французских книжек.
– Ну так себе возьми! – захохотал Клеман. – Все равно она глупая, как и ты сам, скот!
Это было первое русское издание Кандида, напечатанное по высочайшему повелению Е. И. В.[31] Странное дело, первый раз в жизни я стал владельцем какой-то вещи. До этого у меня ничего не было; все мое имущество было имуществом моего господина, а здесь – целая книга. Придя домой, я спрятался в чулане и начал с содроганием листать страницы, действие романа захватило меня, и к закату я прочитал Кандида от корки до корки.
Тот день я запомнил на всю свою жизнь; ибо тогда я впервые осознал себя человеком; не предметом, не товаром, – несекомой личностью. Я вышел во двор; за стеною парка закатывалось огромное красное солнце, каким оно бывает только в наших татарских краях, живое, дрожащее, полное трепетного сострадания; мне казалось невозможным, немыслимым, что какой-то француз за много верст отсюда прочитал мои мысли и чувствования; не я прочитал книгу – она прочитала меня; мне вдруг стало ясно, как устроен мир и для чего я живу. Я вытянул вперед
благодарность (искаж. фр.)
Впервые на русском языке «Кандид» был опубликован в 1769 году, в переводе С. С. Башилова; а действие данной главы происходит в 1766 или 1767 году.
