плохого не делал, а все их беды были именно от нерадивости их родителей… Но дети – существа весьма иррациональные.
Частенько украденные в детдоме вещи существенно пополняли гардероб как близких, так и не очень, родственников – тех самых, которые в семью ребенка принять не желали, а вот «презентики» от сирот охотно принимали.
Такая вот ненавязчивая форма сиротства и опекунства…
Бывшие, в свою очередь, делились на две касты – оседлые и бродячие. Бродячие появлялись в детском доме только по осени – чтобы вновь исчезнуть в неизвестном направлении с приходом весеннего тепла.
Именно в эти дни, когда критическая точка в развитии отношений была благополучно пройдена, и я успешно налаживала отношения с отрядом, и прибыла первая стая «перелётных» бывших.
Их всего насчитывалось около десятка. В детдоме появлялись под вечер, к ужину. Развалившись на диване перед входом в столовую, втихаря покуривали и вопили богомерзкими голосами, комментируя проходивший в столовой ужин:
– Эй, рыжая! Не подавись!
– Мочалка! – Это девочке с природными кудряшками «а ля нигер». – Помойкой закусить не хочешь?
– Огурец! В соплях запутался!
И все эти выкрики, конечно же, сопровождались утробным ржаньем. Подошла к незваным гостям. Ну и запашок… Некоторые «под балдой». Вежливо прошу удалиться – «покинуть помещение». А голодны, так приходите после ужина – если у повара еда останется (а еда всегда оставалась – каша, картофельное пюре, подлива, салат, какао, чай, конечно), то обязательно покормят. Но только за столами, и куртки снять, а руки – вымыть. Выслушали молча. Ошалели. Тупо переглянулись. Потом ироничный голосок:
– А это обязательно?
– Конечно. И лучше с мылом, – отвечаю я.
Ржанье.
– Обязательно ждать, спрашиваю? – уточняет вопрос бывший.
– Без вариантов, – отвечаю строго.
Снова ржут.
– Основная, что ли?
– Кашки-борзянки объелась…
– Оно и видно!
Это уже реплики мне в след. Закрыла дверь в столовую и села у входа на стул. Сейчас начнётся. Готовлюсь…
Так и случилось: не прошло и пяти секунд, как дверь в столовую с грохотом распахнулась, и в проёме показалась физиономия, до жути несимпатичная. Это был один из самых грозных бывших – «основной» по фамилии Голиченков. Звали его Борис. Здоровенный детина с прыщавым лицом и гривой всклоченных смоляных волос. Антрацит цыганских глаз придавал его лицу дьявольски зловещее выражение. «Фирменный злодей», – без всякого энтузиазма подумала я, и поспешно убрала ноги под стул, на котором сидела. А то ведь «случайно» своей лапищей наступит – хромой на всю жизнь останешься… Он ещё раз пнул и без того безобразно исполосованную следами от кед и ботинок, готовую соскочить с петель дверь.
– Ты… закрой только!
Он рявкнул и ещё что-то в мой адрес,
