того как парни нацарапали по кресту на своих лубяных изображениях, она обреченно сдалась.
Совершенно счастливая и окрыленная, с обновой под мышкой я влетела в лавку и заголосила с порога:
– Марфа, я купила!
Завернутые в коричневую хрустящую бумагу лежали эльфийские сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого хамства народ еще не видел. Эльфы по природе своей жаднее гномов, торговаться с ними бесполезно еще и потому, что языка они не знают.
Но со мной этот номер не прошел!
Желая заплатить хотя бы на медяк меньше, я орала до хрипоты, что меня обманывают, и этот хлам таких денег не стоит. Эльф от неожиданности едва не поперхнулся и, тыча пальцем в кульки, предлагал мне их вернуть. Через пять минут он еще молчал и пытался вырвать сапоги из моих рук, через десять – уже что-то орал мне в лицо на своем эльфийском.
Потом еще прохрипел пару слов и потерял от злости голос. Тут я проявила редкостное радушие и предложила ему купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесятипроцентной скидкой. Эльф, очевидно, ничего не понял, но как-то покраснел, осклабился. Недолго думая, я решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.
Звякнул колокольчик входной двери. Я спрятала в стол сверток с сапогами. На пороге стоял Иван Питримович Петушков. Выглядел он отвратительно. Помятое лицо радовало глаз разбитой губой и опухшей переносицей. Судя по всему, синяки он получил уже после нашей с ним дуэли. Глаза красные, похмельные. Он постоянно сморкался в платочек и кашлял в рукав.
– О, милая дэвушка, – прогундосил Ваня, потом замолк, посмотрел сквозь меня жалобным взглядом и громко чихнул мне в лицо. Я непроизвольно обтерлась шалью и постаралась отойти на шаг назад.
– Помогите! – прошептал он тихо. – Эта простуда. Кашель мучает. Спать не могу. Умру ведь, город без меня пропадет!
– Ну да. – Я изобразила на лице заученную улыбку и достала с полки бутылку с настойкой. – Вот. Три раза в день после еды.
Петушков буквально вырвал из моих рук лекарство и нежно прижал его к худой груди. Он уже полез в кошель за золотыми, и тут его взгляд уткнулся в семь ярких звездочек, сверкающих у моего пальца. Он вытянул губы трубочкой и сморщил лоб, пытаясь припомнить. Я быстро убрала руку с прилавка, но не тут-то было! Память к Ивану возвращалась семимильными шагами.
– Ты! – зло прохрипел он и закашлялся. – Ты мне губу разбила!
Явное несоответствие обвинения с фактами немало удивило меня.
– Сам виноват! – заявила я, вырывая у него бутыль с лекарством.
– Отдай! – Ваня потянул ко мне длинные худые руки и снова закашлялся. – Недоучка чертова! Я все про тебя знаю!
– Что ты про меня знаешь? – рявкнула я, разозлившись.
– Тебя из Училища с позором выперли!
– А ты был троечником!
– Что здесь происходит? – раздался со второго этажа Марфин голос.
– Ничего! –
