лет.
Потом, в старших классах, мы вместе с моей ближайшей подругой и одноклассницей Лялькой сочиняли сценарии для капустников, однако ни маме, ни бабушке я об этом не докладывала. Да и успех капустников относила целиком за счет исполнителей, а не своего литературного дара.
В институте мне было не до литературы. Все силы уходили на преодоление физики и сопутствующих ей предметов. А вот лаборанткой на кафедре я получила неожиданный, но сильный творческий импульс.
У импульса были имя, отчество, фамилия, а также ученая степень и звание. Эмма Никифоровна Чайкина, кандидат физико-математических наук, доцент. Классическая старая дева лет пятидесяти. Сухопарая, страшная как смертный грех, да к тому же занудная и вредная. Меня она возненавидела буквально с первого взгляда. Полагаю, моей вины в этом не было. Скорее когда-то в молодости они столкнулись на какой-нибудь узкой дорожке с моей мамой, Никифоровне пришлось уступить ей дорогу, а я теперь отдувалась.
Что я ни делала, все ей было не так. Ее ядовитые выпады по поводу моих умственных способностей меня не особенно обижали. Понятия «умный» и «глупый» вообще весьма спорны и эфемерны. К примеру, гениальный физик – умный человек или нет? С точки зрения его науки, бесспорно, да. А вот с точки зрения бытовой этот гений может оказаться полным дебилом. Будет расхаживать в рваных штанах, поглощенный своими высокими материями, и просто не догадается, что их можно зашить или купить новые. Вот вам и ответ. Так что по этому вопросу я с доцентом Чайкиной в полемику не вступала, раз и навсегда решив: у нас с ней разные точки отсчета.
Но ее постоянные замечания по поводу моей фигуры страшно меня задевали. Девушка я, конечно, крупная, однако комплексов по этому поводу никогда не испытывала. Между прочим, мои формы многим нравились. Разумеется, противоположному полу. Я лишь следила, чтобы форм не становилось больше. Укрупнение грозило перебором. А так все нормально. Для меня и противоположного пола, но не для этой сушеной воблы – Эммы Никифоровны.
Она почему-то считала идеальной свою фигуру и мерила всех своими стандартами. Я уже на стенку от нее лезла. Убить была готова, до того она меня замучила!
А Лялька как раз очень кстати подкинула мне популярную книжку по психологии, и я в ней вычитала совет: если вы не хотите копить и постоянно пережевывать обиды, а стремитесь расстаться с ними раз и навсегда, напишите честно все, что вы мечтали бы сделать со своими обидчиками, затем уничтожьте бумажку, и вам сразу станет легче.
Я последовала рекомендации. Легче, однако, не стало. Видимо, недостаточно подробно написала, решила я, надо бы подетальней. Когда же я расписала подетальней, вышел роман, и мне действительно сделалось легче.
Роман я решила никому не показывать. Ни маме, ни бабушке, даже от Виталия сохранила в тайне. Впрочем, ему было в тот момент совсем не до моей писанины. У него случился конфликт с заведующим другой кафедрой, и тот в отместку выжил его из института.
Я страшно сочувствовала Виталию и жутко
