с тобой. Не было бы такой чистоты между нами.
– А раньше что? Жалел об этом?
– Ну а как же? Такая баба – и не попробовал. Хоть бы разок поцеловала, а?
– Толь, ты неисправим. Я Фросе пожалуюсь. Вот будет у тебя юбилей – поцелую, если муж разрешит.
– Так был только что! Что ж ты?
– А ты не просил. Жди теперь следующего.
– Ну-у, мне тогда уже ничего не надо будет, никаких поцелуев.
– Это тебе-то?
Анатолий засмеялся, Марина за ним.
– А что это вы тут делаете, а? – В дверях стоял изумленный Леший. – Ты посмотри, пригрелись тут, в темноте, и хихикают.
– А мы, Лёш, о любви и дружбе рассуждаем. Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной, если они ни разу не переспали? Ты как думаешь, а? – серьезным тоном сказал Анатолий.
– Лёша, не слушай ты его, он шутит! – Марина пихнула Толю в бок, и он засмеялся. – Мы про Ваньку разговаривали. Толя считает, что он у нас будущий воротила бизнеса. Как этот… Кто там главный воротила, Толь?
– Вы мне зубы не заговаривайте, – сурово отрезал Леший. – Ты чего тут расселась с огурцами? Тебя Юлька уже сто лет ищет.
– Ой-ой-ой, как мы тебя забоялись. – Марина звонко чмокнула Лёшку в щеку, а он хотел было шлепнуть ее по заду, но Марина увернулась.
– Иди давай! Про дружбу они тут разговаривают. Знаю я вашу дружбу. А ты чего сидишь? Давай вали отсюда. Мне работать надо.
– Лёш, ну ты ж знаешь: я перед твоей женой просто преклоняюсь. – Анатолий поднялся, незаметно подмигнув Марине, которая махнула на него рукой и пошла к летней кухне, посмеиваясь.
– У тебя своя жена есть, вот перед ней и преклоняйся, – взвился Леший.
И вечером, когда спать ложились, Лешка все ворчал:
– Ты подумай, сидят, разговаривают. Уединились. Это что такое? И часто вы так разговариваете? Пусть он со своей женщиной разговаривает.
– Лёш, хватит. Вот завелся. Иди уже, покажи мне наконец, чья я женщина.
Леший оглянулся – Марина, совершенно обнаженная, лежала, закинув руки за голову, и смеялась. Уже засыпая, Лёшка вспомнил:
– Так что там про Ваньку-то? Чем он ворочать будет?
– Бизнесом. Спи, балабон.
Так что судьба Ивана Злотникова определилась. Но что делать с «княгиней Марьей Алексевной», Марина так и не представляла. «Княгиня» упорно поступала поперек: если Марина просила надеть в лес длинные брюки, шла в шортах и тут же цепляла клеща. Она одна ухитрилась поймать пиявку в реке, а не кусали ее только самые ленивые пчелы. Марина устала считать все ее царапины и синяки, а ведь старшие дети приехали только в середине июня. За месяц Муся успела довести Марину просто до белого каления, но это были только цветочки.
Муся неслась по жизни сломя голову, лезла везде напролом, дерзила – но хороша была, как куколка, и прекрасно это знала. Она давно догнала по росту Марину, и от ее детской трогательной хрупкости не осталось и следа: очень складная, стройная, с заметной уже грудью,
