«долго»?
– У меня записано, будто Дезире сказала Тревору, что Шон Прайс нашел тела жены и ребенка чуть ли не через сутки после их гибели.
Протянув руку через стол, Энджи вытащила из-под моего локтя собственные записи и пролистала их.
– Ага. Тревор говорил именно так.
– На мой взгляд, чересчур много времени прошло, – пояснил я. – Молодая женщина, жена бизнесмена, видимо принадлежавшего к высшему обществу, судя по тому, что жили они в Конкорде, и ее пятилетняя дочка, их не видят целые сутки, и никто не хватился, не обратил внимания?
– В наше время люди не так дружелюбны и не так интересуются соседями.
Я нахмурился:
– Возможно, это и так – у нас в центре и пригородах, где селятся мелкие буржуа. Но не забудь, что произошло это в Конкорде, городке, сохраняющем викторианские традиции, каретные сараи и Олд-Норт-бридж. Безупречно благородная, белая и пушистая Америка высших слоев общества. И пятилетняя девочка Шона Прайса? Да неужто нет у нее няньки? Не посещает она ни детский сад, ни танцевальные классы, или что там еще надо посещать? И жена его – ни аэробикой не занимается, ни работы никакой не имеет, не встречается даже с подругой – женой какого-нибудь другого крупного бизнесмена – для совместного ланча?
– Тебя это тревожит?
– Немного. Что-то тут не так.
Энджи откинулась на спинку стула.
– В нашей профессии это зовется «подозрительным обстоятельством».
С пером в руке я склонился над записями:
– Как пишется «обсто» – через «о», да?
– Через «е», как в слове «невежда».
Сняв колпачок с ручки, она улыбнулась мне и добавила несколько слов в собственные записи, настрочив их на полях сверху.
– Проверить Шона Прайса, – произнесла она, водя авторучкой, – и случаи отравления угарным газом в Конкорде в 1995–1996 годах.
– А также гибель этого парня, ее ухажера. Как там его звали?
Она перелистнула страничку.
– Энтони Лизардо.
– Ну да.
Сощурившись, она разглядывала фотографии Дезире:
– Многовато вокруг нее смертей.
– Ага.
Она поднесла к глазам одну из фотографий, и выражение ее лица смягчилось.
– Господи ты боже, красавица какая… Но вообще-то, знаешь, найти утешение в человеке, также пережившем горе, вполне вероятно. – Она подняла на меня глаза. – Ты ведь знаешь?
Я пытливо заглянул в ее глаза, ища в них следы сокрушившего ее не так давно горя, неизбытой боли, а также страха перед чувством, которое вновь может привести к боли. Но все, что я увидел, было еще не погасшее в них понимание и сочувствие, с которыми она разглядывала фотографию Дезире, с похожим выражением глядела она и на отца девушки.
– Да, – сказал я. – Знаю.
– Но
