Военные тайны Лубянки. Александр Витковский
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Военные тайны Лубянки - Александр Витковский страница 18
Конечно, читать чужие письма безнравственно. Но в годы войны понятие нравственности едва ли не полностью растворяется в страхе, жестокости, ужасе и цинизме. И люди с этим свыкаются, принимая ущемление своих гражданских прав как вынужденное и временное зло.
Одной из таких мер и была перлюстрация (контроль) почтовой корреспонденции. Конечно, официально работа военной цензуры не афишировалась, но люди о ней знали. Впрочем, и политическое руководство воюющей страны можно понять. Именно через личные письма, в которых без утайки, страха и оглядки на посторонний глаз рассказывалось о житье-бытье близким друзьям и родственникам, власть могла узнавать о реальных трудностях населения всей страны и армии. И далеко не всегда эта правда жизни совпадала с приукрашенными отчетами официальных органов. Миллионы писем были тем правдивым зеркалом, в котором руководство видело отражение своих действий.
Механизм перлюстрации был достаточно прост. Письма вскрывались выборочно или поток почтовой корреспонденции просматривался полностью, делались выписки по какому-либо вопросу, а затем составлялись справки, которые под грифом «Совершенно секретно» регулярно докладывались руководству. Кстати, контролерам строжайше запрещалась передавать кому бы то ни было любую информацию, полученную из писем.
«Сов. секретно. Секретарю московского городского комитета ВКП(б) тов. Попову.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Военной цензурой с 11 по 25 ноября 1944 г. зарегистрировано 158 писем, содержащих жалобы населения на запрещение ручной продажи на рынках Москвы.
«Жизнь сейчас очень тяжелая и сложная. За комнату и то нечем платить. Бывало, нет денег, сейчас пойдешь на рынок и продашь какую-нибудь свою вещь. А сейчас этого не разрешают. Перед праздником стали разгонять ручную продажу на рынке. Сейчас совсем не показывайся, иначе отберут все и не отпустят. Кусок хлеба и то не купишь. А ведь Юра или же Слава не могут на 300 грамм в день пробыть. Да, становится очень тяжело. И головы не приложишь, как быть. Несчастную свою тряпку и то не продашь, чтобы купить кусок хлеба ребятам» (Ковешникова В. М. – Ковешникову B. C. п/почта 36923 «Д»).
«У нас в Москве совсем запретили ручную продажу – это очень, очень плохо. Негде купить даже табачку. Так снова станешь ленинградским дистрофиком 3-ей степени, каким я была в 1941-42 году. В настоящий момент, например, у меня нет ни кусочка мыла и я на праздники буду мурзатая, так как рынки ручной продажи ликвидированы, а в магазинах кооперации мыла не выдают. Вот и живи и дыши как хочешь» (Уткина A. M. – Уткину B. C. п/почта 27899 «Ж»).
«Рынки наши сейчас очень бедны, торговли не разрешают совсем, что способствует подорожанию. Видимо, хотят, чтобы все покупали в коммерческом магазине, а разве там можно купить, если у нас нет сахара, а только десять рублей – пойдешь на базар и купишь на один раз чаю попить. А в магазинах купить –