госпожа Волокитина почти никогда не пользовалась камерами наблюдения?
Было понятно, что Лурдес уже проверил стоящий на одной из книжной полок видеорегистратор и убедился в том, что никаких интересных записей в нём нет. Дом Жанны был оснащён и надёжной сигнализацией и качественным видеонаблюдением, но она включала их, только когда надолго отлучалась из дома. В остальное время все системы охраны были выключены.
– Потому что ей не нравилось, когда за ней подсматривают, – как о чём-то само собой разумеющемся ответил Вадим.
– Что значит подсматривают?
– Это значит, что любые частные записи могут запросто попасть в руки какого-нибудь постороннего лица, вроде вас, – сдерзил Морозов, желая хоть как-то досадить дотошному инспектору.
– И что в этом плохого? – пропустил колкость мимо ушей по-прежнему невозмутимый Лурдес.– Разве госпожа Волокитина занималась чем-то противозаконным?
– Ничем противозаконным Жанна не занималась, но ей не хотелось, чтобы полицейский инспектор смотрел, как она ходит по дому неглиже и трахается со мной возле камина или в оранжерее. На нашей улице вообще не принято использовать видеокамеры – это моветон.
Вадим сказал абсолютную правду. Русскоязычные обитатели улицы Сонгри были далеко не бедные люди – у всех в домах была установлена дорогая и надёжная сигнализация, но постоянным видеонаблюдением пользовались только те, кто не доверял своей родне и прислуге. А у Жанны, как и у многих других, видеокамеры ассоциировались с бдительными советскими бабушками на скамейках, с утра до вечера зорко следившими за жизнью своих соседей по подъезду. И лишний раз включать эти глаза и уши она не желала.
– Какие же вы русские…, – инспектор запнулся и, не найдя подходящего цензурного эпитета, решил окончить безрезультатные препирательства.– У меня к вам вопросов больше нет. Сдайте эксперту отпечатки пальцев, и можете быть свободны…
– Зато у меня осталось несколько вопросов, – продолжил пикировку Морозов.– Почему вы решили, что Жанну кто-то утопил? Кто мог об этом сообщить? Сам убийца?
– Повторяю, это конфиденциальная информация, – непреклонно отчеканил Лурдес.– И вас она совершенно не касается.
– Смерть Жанны меня не касается?! – в очередной раз возмутился Вадим.
– Простите, а вы ей кто? – въедливо поинтересовался инспектор.– Муж, брат или ещё какой-нибудь близкий родственник?
– Я её самый близкий друг!
– К сожалению, такого юридического термина нет. Официально, даже наши понятые – лечащий врач и домработница – имеют к госпоже Волокитиной гораздо более близкое отношение, чем вы.
– Вы же понимаете, о чём я говорю! Я её любовник и соответственно нахожусь к Жанне гораздо ближе, чем Регина и доктор Брашар!
– И соответственно у вас гораздо больше мотивов…, – инспектор начал фразу, а потом многозначительно
