губами.
– Вам удалось получить его?
– Шутите?
– Отнюдь! Я сама бьюсь над загадкой философского камня, только мои опыты происходят в мыслях…
Это лирическое отступление растопило лед между ними: Нелли перестала излучать настороженность и напряжение, Астра тоже расслабилась, вся погрузилась в историю семьи Ракитиных.
– А ваша мама? Она чем увлекается? Пишет стихи? Играет на рояле?
– Мама умерла, когда мне было четыре года, а брату пять… Мы погодки.
– Простите…
– Да нет… боли я давно не чувствую. В сущности, я маму почти не помню. Не знаю, как брат, а у меня остались смутные картинки из детства… мама за роялем… мама склоняется над моей кроваткой, прикасается ладонью к моему воспаленному лбу. Она была очень красивая! Жаль, что ее внешность не передалась мне.
Ракитина сказала это без всякого кокетства, не ожидая, что Астра начнет уверять ее в обратном, не напрашиваясь на комплимент. Просто отметила, как данность.
Детям, рано потерявшим отца или мать, присуще идеализировать их образ. Видимо, не избежала этого и Нелли.
– Порой мне кажется, что и эти скудные воспоминания я придумала! – с горечью воскликнула она. – Мама ушла от нас с братом, вот и все… она нас бросила. Но мы ее простили и продолжаем любить…
– Она чем-то болела?
– Отец говорил, что она умерла от аппендицита. Ее не смогли спасти. Знаете, а ведь вы угадали! Она действительно умела играть на рояле и сочиняла неплохие стихи. Ее инструмент до сих пор стоит в нашей квартире… вернее, в квартире отца. Мы все живем отдельно, слава богу…
– Вы читали ее стихи?
– Нет! Отец сжег все мамины вещи… после ее смерти. В том числе и тетради. Говорит, не мог смотреть на них, слишком сильные страдания они ему причиняли. По малолетству мы ему верили. Он был для нас непререкаемым авторитетом… пока не женился второй раз. Привел в дом мачеху, представляете?
Она подняла на Астру глаза, полные «справедливого» негодования. Но та ее не поддержала. И Ракитина спохватилась, спряталась в свою раковину, как улитка.
– Конечно, он должен был ходить на работу, оставлять нас с кем-то, чтобы быть спокойным. Отец уделял больше внимания науке, чем семье.
– Он тоже химик?
– Нет, что вы. Его специальность – искусствознание. Разные разделы. Сначала он занимался литературоведением, потом перешел на живопись – социалистический реализм в творчестве советских художников и все такое. Защитил диссертацию, стал профессором. Когда эта тематика потеряла актуальность, он несколько лет преподавал в Академии художеств смежные предметы, в общем, выживал.
– А сейчас?
– Отец посвятил себя тому, что по-настоящему его интересовало, – искусству древней Месопотамии. В его кабинете уйма книг о Вавилоне, Ниневии, ассирийских царях, клинописных табличках… Вместо сказок он рассказывал нам с братом о висячих садах Семирамиды
