на хуторе Канев в белоснежных мазанках.
Давний друг Раневской и моей мамы драматург Иосиф Прут вспоминал это время:
«Из Москвы тронулись вчетвером: Ирина Сергеевна Вульф, Юрий Александрович, Павел Александрович Марков и я.
По прибытии на место нас прекрасно устроили в уютном домике у великолепной хозяйки, пятидесятилетней вдовы Матрены Гнатовны.
Утром следующего дня Ира и Павел пошли знакомиться с местностью и рынком, а Юрий Александрович вышел посидеть под окнами – на завалинке.
Я что-то записывал в комнате, возле открытого окна, и услышал такой разговор между Завадским и хозяйкой:
– Ну, раз вы вже у моей хате, так расскажите, Юрий Лександрович: хто з вас хто?
– Я – режиссер! – ответил Завадский.
– Это ж як понять?
– Режиссер – человек, который руководит всем на сцене. Вы бывали в театре?
– Ну як же?! Була. У Полтави: смотрела «Запорожца, шо був за Дунаем»! Добре грали!
– Значит, я – режиссер: объясняю артистам, как надо двигаться, как произносить слова, как быть одетыми, и так далее…
– Ясно. А Воня хто? (Это, естественно, про меня.)
– Иосиф Леонидович – драматург. Он пишет все то, что артисты говорят и делают.
– Ага, писменник!.. Ну, а Арина Сергеевна?
– Она – артистка.
– Спивает? Може, танцует?
– Если надо, и поет, и танцует.
– Разумию. За вас – ясно. Ну, а той малый, шо вы Пашкой кличете?
– Павел Александрович – критик.
– Это чево?
– Вот Иосиф Леонидович напишет пьесу и прочтет ее труппе. Артисты, в том числе Ирина Сергеевна, выучат все наизусть. Затем я объясню артистам, как надо играть. А когда все уже будет готово, – приходит Павел Александрович, смотрит представление от начала до конца и потом говорит всем нам, что ему кажется плохо, что не годится, чему зритель не поверит…
– Стой! Значит, Осип робыть, робыть, робыть; Арина Сергеевна – робыть, робыть, робыть; вы – робыте, робыте, робыте… А Пашка прийде, гляне, да тильки каже, шо це гавно, да то – гавно, – так ему за это ще и гроши пла-тють?!
Завадский ничего не мог ответить, не имея возможности что-либо противопоставить столь «железной» логике. Он только развел руками: очевидно, Матрена Гнатовна была права…»
Мама редко останавливалась на житейских подробностях своей 10-летней жизни с Завадским. Я узнал из книг, что это мама перевела Юрия Александровича в категорию «лысых», обрезав как-то у спящего Завадского его прическу «внутренний заем».
Юрий Александрович, по словам мамы, любил днем на отдыхе полежать в тени, тщательно отобрав для чтения несколько книг. Взяв одну из них, он моментально засыпал. Это повторялось многократно. Вероятно, тут и была совершена Ириной
