Края, а вот недавно ушел, решив повидать свет. Тут почти все правда. Его отец… Згур невольно улыбнулся. Сказать бы этому зазнайке, кто его, Згура, отец! Нельзя! Итак, его отец был сотником на Великой Войне, и с войны не вернулся. Для начала – хватит. Да и говорить много не придется, Черемош, похоже, способен любого заболтать.
День был на диво ясный, но не жаркий, и валинский торг оказался переполнен. Згур с трудом протискивался между деловито снующими людьми, стараясь не наступать на разложенный прямо на утоптанной земле товар. Чего тут только не было! И кого! Улебы, сполоты, земляки-волотичи, огры со своей знаменитой упряжью и сапогами желтой кожи, лехиты, плечистые краснолицые алеманы и даже франки, которых в Коростене отродясь не бывало. И не диво – Валин город искони торговый. Живи где-нибудь, к примеру, песьеглавцы, о которых в сказках сказывается, и они бы тут торговали. Вокруг стоял гам, словно торговцы и покупатели решили перекричать друг друга. Впрочем, так и было – торговались отчаянно, с криком и руганью, а затем били по рукам, отсчитывали серебро и шли в ближайшую харчевню – обмыть покупку.
На торг Згур попросту сбежал. День, проведенный вместе с Черемошем, изрядно утомил. Не то, чтобы сын дубенского войта оказался столь невыносим. Напротив – Черемош Згуру понравился. Славный парень, жаль, что именно так пришлось знакомство свести. Но дня, проведенного в доме у его тетушки, вполне хватило, и когда Черемош заявил, что пойдет в гости к еще одному родичу, Згур отпросился на торг. Оставаться в гостеприимном доме не хотелось.
Прежде всего Згура принялись лечить. Как только они вломились в дом, напугав сонного привратника, тетушка – старая, но такая же решительная, как ее племянник, грозным голосом кликнула холопов, послала за каким-то Редькой-знахарем, и все эта толпа занялась Згуровой царапиной. Тут уж довелось поволноваться. Руку долго мыли черным дымящимся варевом, затем наложили одну мазь, следом – другую. Повязку было велено менять трижды в день, а заодно пить что-то горькое и противное – для пущего здоровья. Сам Черемош крутился рядом, давая советы, и Згур убедился, что к лечению валинцы относятся более чем серьезно…
Покупать на торге было нечего. Все нужное спрятано в надежном месте у надежного человека, и Згуру оставалось только смотреть. Горшки, кувшины, чаши. Снова чаши, да не простые – румские, черного блеска, с розовыми человечками по бокам. Светильники – тоже румские, на один рожок, на три, на десять. А вот и блюда: на одно муравья класть можно, на другое – чуть ли не целого тура. Згур лишь головой качал. Мать Болот, выдумают же! А вот и ткани… Ну, тут можно не смотреть, иначе в глазах рябить начнет. Да и что смотреть? Ткани – это для девиц больше, воину Края и серого плаща хватит. А красиво – прямо радуга!
Лечение оказалось не единственной напастью. Подлечив, Згура принялись кормить. К еде в улебской земле тоже относились серьезно, к тому же Черемош вкупе с тетушкой почему-то решили, что их гость умирает с голоду. Вновь сбежались холопы, на длинный стол легла вышитая камчатая скатерть, и пошли перемены блюд – первая, вторая, пятая. Тут уж Згур взмолился,
