в одну сторону. Слева. Значит, злодей бил одной рукой. Справа. По длинной дуге, судя по фиксированным временным промежуткам. Кто у нас так бьет?
Да чего там анализировать.
От кого прилетит, я уже точно знал – еще до окончания транспортировки моего обездвиженного тела в темноту подвала. Скажу больше. Что-то подобное я даже предполагал с того самого момента, когда поверженный не далее чем вчера Тоха Исаков выискивал меня глазами в толпе триумфаторов нашего района. Только его оперативность меня несколько смущает. И это лишь первая странность.
Есть и вторая. Дело в том, что в наши пацанские разборки запрещается привлекать взрослых участников. Это – табу. Налицо – грубейшее нарушение всяческих мальчишеских правил и традиций. Вплоть до процедуры публичного остракизма. А он на это пошел. Почему?
Есть еще и третье.
Ответка не должна прилетать анонимно. Обиженная сторона, встающая на тропу вендетты, совершенно не заинтересована в конфиденциальности. «Вернуть лицо» можно только при наличии восхищенной аудитории, выносящей неписаный вердикт о свершении акта справедливости.
Тогда что же произошло?
Тупое мочилово якобы неизвестными лицами? Ради какой цели? Чтобы потешить ноющую жажду мести? Расправа ради расправы? А мораль? Я чего должен понять-то? Кого забояться на всю оставшуюся жизнь? Ерунда какая-то.
Странно все это. И необычно.
Вот и мой подъезд. Только мне пока сюда рановато.
Я зашел в соседний, поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице и, с трудом дотянувшись до звонка, вонзил палец в кнопку. Раздались шаркающие шаги, и дверь открылась.
– Здрасте, баба Рая! К вам можно?
– Заходи, милок. Заходи. Не разувайся. Не прибрано. Ты откель такой красивый?
– Так, споткнулся…
Когда отца Трюханова забрали в СИЗО, Вадим остался жить с бабушкой[1].
О моей роли в разоблачении мичмана-двурушника они, разумеется, ничего не знали и знать не могли. Я же, мучаясь интеллигентскими комплексами, стал чаще заходить в гости к Трюхе. А с бабой Раей мы и раньше чуть ли не дружили. Боевая медсестра со времен Великой Отечественной в моем плачевном положении была более чем кстати.
– А ну-ка, давай сюда эту грязь. – Баба Рая отобрала у меня тряпку и подтолкнула в сторону кухни. – Деретесь все и деретесь. На, приложи! Только разморозила.
Она припечатала к моей испорченной физиономии смачный кусок говядины, сочащейся красным.
– Ниче се! Кто это тебя так, Булка? – Это из комнаты появился Трюха, местный пироманьяк и поджигатель. – Это что, Тоха, что ли?
Понятно?
А ведь Трюха и не аналитик вовсе. И далеко не Сократ. Ишь ты, даже не напрягаясь определил злодея.
– Не знаю точно, Вадюха. Темно было. Я чего зашел-то. Ты ведь с Исаковым, ну, с Тохой, учишься вместе?
– Ну.
– А
См. первый роман серии «Фатальное колесо».
