уже на ступеньках. Михаил Васильевич даже ухитрялся во время часов на базар бегать, благо базар рядом, только из ограды выйти. Я запретил, он теперь не ходит, а понял ли, что был не прав?»
Бороться с такими неполадками было тем труднее, что причиной их были не только свойственные молодежи легкомыслие и небрежность; это было следствием неправильной системы, действовавшей в некоторых местах. Михаил Васильевич усвоил в певческих кругах понятие, что основой каждой службы является пение, а чтение – только малосущественный придаток, и потому считал себя вправе во время длительных чтений – часов, шестопсалмия, кафизм – заниматься своими делами, даже совсем выходить из церкви. Много пришлось о. Сергию поговорить и поспорить с ним и после службы, и дома, прежде чем он понял красоту и важность этих чтений. Димитрий Васильевич тоже был не просто торопыга, его так приучили, и он считал умение быстро читать большим достоинством. Еще мальчишкой, при дедушке, он бегал с братьями в Старый собор, и они хвалились один перед другим уменьем без остановки прочитать 40 раз «Господи, помилуй!» Позднее монахини учили его петь с закрытым ртом, уверяя, что очень хорошо получается – и быстро, и отчетливо. Быстро – да, а уж отчетливо… может быть, в маленькой, низкой церковке у таких искусниц и можно что-то разобрать, но только не в соборе. Зато о Димитрии Васильевиче прихожане отзывались: «Поет читком, а читает скороговоркой».
Вдобавок, в маленьких уездных городишках чуть ли не больше, чем в областных, гордятся тем, что мы-де не кто-нибудь, а городские. Поэтому претензии какого-то деревенского батюшки учить, указывать на недостатки «городских» сами по себе казались обидными. А он продолжал вести свою линию.
– Прекратите хождение! – приказывал он, заметив, что псаломщики то и дело перебегают около горнего места с одной стороны алтаря на другую. В этом были повинны не только Жаров и Михаил Васильевич, а и другие певчие. Чтобы не сновать на виду у народа по амвону, они пользовались алтарем как коридором, по делу и без дела переходя с одного клироса на другой, или заходили в алтарь пить воду.
– Здесь вам не водопой! – возмущался о. Сергий. – Можно и потерпеть два-три часа. Терпят же ваши женщины. В крайнем случае приносите воду на клирос.
Кончалась вечерня. Отец Сергий вышел на амвон и начал читать последнюю молитву «Христе, Свете истинный…». Одновременно с этим на левом клиросе запели «Взбранной Воеводе». Так делали уже не раз, не считаясь с замечаниями, поэтому о. Сергий применил другой метод – остановился, дал клиросу допеть и снова начал «Христе, Свете истинный…». Поневоле пришлось и клиросу повторить «Взбранной». Как нарочно, Димитрий Васильевич собирался куда-то идти. Обычно в будни он ходил в потрепанной курточке с коротковатыми рукавами, придававшими ему вид длинного подростка, выросшего из своей одежды, а на этот раз был одет в парадный костюм и около клироса его ждала жена. Было вдвойне неприятно, но препираться некогда, и что скажешь? В глубине души приходилось
