для Владимира в термопосуде. Я сходила на кухню отдать распоряжения. Потом мы с детьми поужинали. И все разошлись по своим комнатам. Я ждала мужа, вечером перед сном зашла к Оле.
– Какой вам показалась дочь?
– Ласковой, веселой. Все как обычно. Песенку какую-то напевала и готовила мольберт, собиралась на следующий день выехать на этюды, если погода позволит. Я пожелала ей спокойной ночи, поцеловала и ушла в свою комнату. А утром мы обнаружили, что дочери нет.
– Погодите, вы пропустили ночь.
– Рассказывать в подробностях? – растерялась женщина. – Каких? Мы ведь спали.
– Меня интересует все странное и необычное. Но поскольку вам событие может показаться незначительным, а тем не менее быть важным, пожалуйста, детально. Но, разумеется, без лишних подробностей.
– Хорошо. Я дождалась мужа, сама подала ему ужин, горничная к тому времени домой ушла. Мы отправились спать, ну и через какое-то время я уснула.
– Спите чутко?
– Да, реагирую буквально на малейший шорох в комнате, даже если кто-то осторожно откроет дверь, я проснусь.
– И как вы спали в ту ночь?
– Довольно крепко. Ни разу не просыпалась. Говорят, материнское сердце чувствует приближение большой беды! А у меня было совершенно спокойно на душе, ни малейшего предчувствия! Лев Иванович, неужели это означает, что я плохая мать? – выкрикнула Елена, заламывая руки.
– Я прагматик, Елена Петровна, и в предчувствия не верю. А вот то, что в ту ночь никто не слышал ни малейшего, пусть негромкого шума, пожалуй, странно.
– И что это может означать?
– Только то, что преступники умные, опытные и находчивые. Идеально тихо проникли в квартиру. Так же бесшумно удалились, заметьте, не с пустыми руками. Ведь тело оглушенной или усыпленной препаратами девушки они должны были нести. – Гуров слегка увлекся и не сразу понял, что говорить этого при матери не стоит. Он прервал себя буквально на середине фразы, заметив, что женщина страшно побледнела, и дальше не счел нужным уточнять, что крепкий сон всех домашних в ту ночь может означать, что им подсыпали в питье или еду какой-то препарат снотворного действия. Именно поэтому полковник настойчиво выяснял, не было ли в квартире накануне посторонних.
Мысленно ругая себя на чем свет стоит, он выглянул в коридор и крикнул, чтобы кто-нибудь принес успокоительных капель. На пороге комнаты тут же появился тот самый охранник, что встречал Гурова недавно. В руках он держал стакан с водой и остро пахнущий пузырек с настойкой. Видимо, ему были даны распоряжения не отходить далеко от хозяйки и держать наготове лекарства.
У Елены начиналась истерика. Охранник накапал в воду лекарство, и им с Гуровым едва удалось уговорить ее сделать несколько глотков.
– Надо уложить Елену Петровну в постель, – негромко проговорил Лев, – и если уснет, пусть не будят. А если станет хуже, придется вызывать врача. И колоть
