высказывала свою точку зрения, называя вслух все как существующие, так и выдуманные недостатки Аллы Георгиевны Адольской, которые принимали все более и более гипертрофированные качества. «Свинья бездарная» и «перхоть позорная» были самыми теплыми словами.
– Кул, что ты пошла к папаше Тропинина, хороший ход, подруга. Но почему ты не сказала все сразу мне?! – завершающим аккордом своей тирады возмутилась Журавль. – Я нашла бы, как сообщить этой даме, в какое место ей идти, как там быть и что там делать. Мерзавка, – прошипела она.
– Нин, – мягко осадила я ее. – Эту проблему я должна была решить сама. Я не побежала тебе жаловаться не потому, что не доверяю, а потому, что есть вещи, которые не может решить никто, кроме меня. Понимаешь?
– Понимаю, – раздраженно отмахнулась подруга. – Но это еще больше бесит. Ладно, мамашу ты устранила. А что с Тропино? – хищно улыбнулась она. – Уложила мальчика?
Я скромно кивнула.
Кто кого…
Перед глазами замелькали обрывки воспоминаний, и я почувствовала ту упоительную болезненную нежность, которую дарили мне его губы и руки.
Нинка радостно взвизгнула.
– И как? – впился в меня ее внимательный взгляд. – Понравилось? Или заперлась в ванной и драматично рыдала?
– Я была счастлива, – тихо сказала я, цепляясь пальцами в покрывало.
– Так информативно! – закатила глаза Нинка. – Попробуем с другой стороны.
И она задала новый вопрос:
– И как он?
И выразительно поиграла бровями.
Я покраснела.
– Говори мне все! – велела подруга тоном искушенного человека.
Пришлось рассказывать. Я пыталась отделаться общими фразами, но Журавль впилась в меня, словно клещ, вытягивая слово за словом. И я, смущаясь, рассказывала, что тонула в Антоне, как в океане. И что мне не было страшно, и я не чувствовала себя – как бы верно это сказать? – грязной или испорченной, и все, что происходило – казалось мне правильным и естественным. Светлым, как солнце, таким же ярким и теплым. И что после той ночи, безудержной и наполненной искренним желанием, я стала любить его еще больше, а Антон стал еще ближе, еще дороже. Подруга внимательно слушала, хихикала, то и дело вставляла что-нибудь колкое и ехидное, а потом схватила свой телефон и, клацая по экрану длинными ногтями цвета фуксии, написала кому-то сообщение, а после показала мне.
«Поздравляю, Антоша, ты стал мужчиной!» – значилось в нем. После восклицательного знака стоял злобно скалящийся смайлик с рожками.
– Откуда взяла его номер? – оторопела я.
– У тебя, вестимо, – весело отозвалась подруга. – Давно еще к себе его номерок перекинула. Так, на всякий случай, – уточнила она.
– Замечательно, – надулась я. – А если я в твоем телефоне буду шариться?!
– Да бери, у меня от тебя секретов нет, – великодушно махнула рукой Журавль. Она была слишком большой собственницей.
– И
